Картина того, как мужчина постарше доминирует над мной и берет меня силой, каким-то образом укоренилась в моих фантазиях.
Пока Анджело не начал обращать на меня внимание. Тогда-то мои фантазии и затихли в недрах моей головы.
Я думала, что они изгнаны навсегда, пока профессор Брамвелл не схватил меня ночью. Мне было неприятно признавать, что я слишком сильно наслаждалась его сильными объятиями.
***
Какой-то звук пробудил меня от сна, и я открыла глаза в темноте своей спальни. Скрип старого дерева эхом разнесся по комнате, и я повернулась, чтобы увидеть, что дверца шкафа напротив меня распахнута. В груди у меня перехватило дыхание, так как в темноте что-то сдвинулось. Вперед вышла стройная женщина в белом платье.
Огненно-рыжие волосы заплясали по плечам, когда она скользила по полу, и когда она появилась в поле зрения, мое сердце застучало в горле.
— Мама?
Черные как уголь глаза придавали ей устрашающий, демонический вид. Бледные, морщинистые руки протянулись ко мне, когда она, прихрамывая, направилась через комнату. Она остановилась рядом с моей кроватью, глядя на меня сверху вниз своими кукольными глазами, и ее рот открылся широко, еще шире, слишком широко. От ненормального движения ее челюсти моя кожа покрылась мурашками.
Покалывающее онемение охватило мои мышцы. Я не могла пошевелиться!
Черные черви выплескивались из ее рта, падая на меня.
Крик вырвался из моего горла, и я с громким лязгом подскочила на кровати. В замешательстве я повернулась и увидела, что моя рука вытянута.
Привязана. Сдержана.
Держатель был соединен с изголовьем кровати. Да, я сделала это. Я сама себя удерживала. Я переключила внимание на шкаф, где дверца была закрыта.
Мне это приснилось. Не наяву. Только сон.
Выдохнув, я откинулась на подушку и снова уставилась в потолок, прижимая к горлу пузырек с прахом моей матери. На глаза навернулись слезы. Я ненавидела эти видения ее как чудовища. Она не была чудовищем. Во всяком случае, до того, как заболела.
На задворках моих мыслей промелькнуло темное и мрачное воспоминание. Отголоски криков. Ногти, впивающиеся в руки.
Мама! Пожалуйста! Нет!
Я не могу дышать!
Зажмурив глаза, я покачала головой и зарылась лицом в подушку.
Нет, нет, нет. Не смотри на это. Оттолкни его. Оттолкни его!
Крики стихли одновременно с тем, как вновь вспыхнула боль в руке. Синяк от Брамвелла.
Мои мысли переключились на его умоляющие глаза и дрожащие мышцы. Расслабленность на его лице, когда он схватил меня за руку и погладил по коже.
Боль утихла.
Я высвободила привязанную руку и прижала большой палец к синяку, отчаянно желая, чтобы боль помогла отогнать этот кошмар.
И это действительно помогло.
ГЛАВА 44
ЛИЛИЯ
Лабораторный халат, который я надевала в последний раз, когда работала в лаборатории, висел на крючке сразу за дверью. Я надела его, как и просил профессор Брамвелл, и ввела код на клавиатуре. Дверь со щелчком открылась, и я увидела профессора Брамвелла в лаборатории, где он работал за ноутбуком за одним из столов. В лаборатории мерцали свечи, создавая жуткую атмосферу, как в романе «Джекил и Хайд».
Я облизала губы, на которые нанесла ту же помаду, что и на торжественном вечере. Именно этот оттенок привлек его внимание.
Рядом с ним стоял стереомикроскоп, а напротив, в большом стеклянном куполе, сидели два маленьких фиолетовых мотылька Соминикс, которые не цеплялись за стенки, как должны были, а лежали на полу клетки.
— Новые питомцы? — спросила я, заметив небольшие отверстия в верхней части купола, миску с ягодами и, конечно, кусок окровавленного мяса, от которого меня передернуло.
— Тестовая группа № 10, — проворчал он, продолжая печатать.
— Это те мотыльки, которых вы используете для изучения токсина?
— Да.
— У вас есть для них имена? — Быстрый осмотр мотыльков показал, что различий в окраске достаточно, чтобы отличить их друг от друга. У одного было белое пятно, у другого — кривой хоботок.
— Нет. У меня нет для них имен. — Он по-прежнему не отрывал взгляда от окуляра.
— Какая жалость. Я имею в виду, что было бы плохой приметой не дать каждому из них имя.
Приподняв бровь, он бросил на меня взгляд, который превратился в двойной удар, поскольку его взгляд, казалось, задержался на моих губах. Прочистив горло, он снова отвернулся, нахмурив брови, а я прикусила губу, чувствуя себя победительницей, что он заметил.
— Не стесняйтесь, если вам так хочется.
— Я? Вау. Волнительно. Это должны быть хорошие имена, если мы хотим, чтобы эксперимент был успешным, верно?
— Боюсь, что имя не имеет значения.
Улыбаясь, я вернула свое внимание к мотылькам.
— Кстати, как зовут кота?
— Бэйн.
— Вы что, фанат DC, что ли? (Прим. Бэйн (англ. Bane — бич, наказание, проклятье) — суперзлодей комиксов издательства DC Comics. Первое появление персонажа было в комиксах о Бэтмене: Vengeance of Bane #1 (январь 1993), был создан Чаком Диксоном, Дагом Мончем и Грэмом Ноланом. Бейн — один из самых сильных врагов Тёмного рыцаря, наиболее известный тем, что сумел победить Бэтмена, сломав ему позвоночник.)
— Нет. Просто я не любитель любопытных кошек, которые любят вторгаться в мое рабочее пространство.
Без сомнения, он получил кота в подарок. Но все равно очень мило, что он позволил ему остаться. И дал ему имя. Вернувшись к мотылькам, я изучила неестественный изгиб их крыльев, который напомнил мне о том, как позвоночник моей матери начал искривляться на последних стадиях ее болезни. Я всегда чувствовала себя беспомощной и грустной, глядя на то, как она ковыляет, испытывая боль. В груди запульсировала мрачная боль, и я прочистила горло.
— Итак, имена. Думаю, тот, что сзади, с белым пятном на крыле, должен быть Ахиллом, а тот, что впереди, с дурацким хоботком, — Патроклом.
Глядя на его профиль, я заметила, как он нахмурил брови, и усмехнулась, подумав о том, сколько мышц он должен напрягать за день, когда так хмурится.
— Вы что одержимы греческой мифологией?
— В вашем каноническом мире, полагаю, это выглядит именно так.
— Осмелюсь спросить, что же это тогда означает в вашем мире? — спросил он, делая быстрый набросок в блокноте рядом с микроскопом, который, судя по темной пигментации, представлял собой меланизацию личинки.
Когда я посмотрела на его работу, мне бросился в глаза небольшой белый шрам чуть ниже костяшки пальца, и я задалась вопросом, как он появился. Когда он сделал резкую паузу, я подняла глаза и увидела, как он выжидающе вскинул бровь, и поняла, что не ответила на его вопрос.
— Роман, который я читала некоторое время назад.
Он неодобрительно вздохнул.
— Я уверен, что это было очень познавательно.
— Не стоит осуждать романтику, профессор. Так получилось, что любовь биологически важна для человека. Она снижает кровяное давление и возможность развития депрессии, улучшает сон.
Задумчивое выражение на его лице превратилось в ухмылку.
— И как же это выгодно вам как читателю? По сути, вы — вуайерист. У вас нет никакой интимной связи с этими вымышленными персонажами.
— Кто сказал? Я очень привязана к своим вымышленным парням.
Еще один хмурый взгляд.
— Парням?
— Я много читаю.
Покачав головой, он недовольно хмыкнул.
— Отлично. Ахилл и Патрокл, — согласился он.
— Лучше, чем испытательная группа № 10. — Я провела пальцем по стеклу, удивляясь тому, что мотыльки не слетаются и не вздрагивают от моего присутствия. — Что с ними не так? Почему они болтаются на полу клетки?
— Они страдают от заболевания, которое влияет на их способность летать. Мышцы, используемые для сокращения крыльев, неисправны.
— И, значит, вы намерены ввести им токсин в надежде, что он обратит все вспять?