***
Странная уязвимость поселилась во мне, когда я шла по туннелю для трупов в сторону лаборатории профессора Брамвелла. Несмотря на то, что я весь день убеждала себя в том, что Спенсер не прав, что я достаточно наблюдала за Брамвеллом, чтобы понять, что он не следил за мной таким образом, его аргументы все равно оставляли меня в замешательстве. Спенсер явно испытывал неприязнь к Брамвеллу, и хотя то, что его друга выгнали, было достаточной причиной, чтобы заподозрить, что он может питать к нему какую-то неприязнь, но до какой степени эта неприязнь может дойти? Чтобы он выставил Брамвелла как нападающего? Выставит его полным отморозком, который преследует меня повсюду?
Как будто мои проблемы и так не были сложены, как башня Дженга, готовая вот-вот рухнуть, из колледжа Би мне позвонили и сообщили, что по гранту они смогут оплатить только половину стоимости обучения и что я должна как можно скорее перечислить пять сотен.
Пяти сотен у меня на тот момент не было.
Чувствуя себя подавленной событиями дня, я вошла в лабораторию и обнаружила сгорбленного профессора Брамвелла, изучающего что-то на столе, перед которым он стоял. Рядом с ним мерцала свеча, и он тыкал пинцетом в столешницу. Этого было достаточно, чтобы отвлечься и забыть о Спенсере, Би, Гилкрист и всех прочих горестях, которые только могли явиться на ум.
Когда я почувствовала, что меня трогают за лодыжки, я опустилась на колени, чтобы погладить Бэйна, благодарная за его милое приветствие в такой дерьмовый день, и подошла к профессору Брамвеллу, чтобы увидеть, что это был мотылек, которого он разложил на очень широкой пластине микроскопа; его грудная клетка была разрезана так, что видны внутренние органы. Он поднял в воздух длинного, тощего черного червяка, который извивался и метался. Профессор наклонил голову и взял другой набор щипцов, с помощью которых он держал один конец червя неподвижно, пока рассматривал паразита.
— Сукин сын.
— Что это такое? — спросила я, заинтригованная благоговением в его голосе.
— Еще один с зубами.
— Зубы?
Он положил его рядом с мотыльком, зажав его конец, и когда он переместил его под объектив, я заглянула на маленький квадратный экран, чтобы увидеть крошечные клыкоподобные структуры, щелкающие по щипцам.
— Похоже, они эволюционировали.
— Вы хотите сказать, что эти штуки... — От одной мысли об этом у меня скрутило кишки. Наверное, не помогло то, что я пропустила и обед, и ужин после того, что произошло ранее.
— Да. Теперь они, видимо, могут зацепиться. — Он поднял червяка, опустил его в банку с прозрачной жидкостью и накрыл крышкой. Рядом он поднял горящую свечу и держал ее над мотыльком, как будто искал еще червей.
Под тем углом, под которым он держал свечу, пламя мерцало на костяшках его пальцев, и я нахмурилась: похоже, это не произвело на него никакого эффекта. Он не двигался. Он даже не вздрогнул, как будто не почувствовал этого.
— Профессор! — Я бросилась к нему, и он испуганно отшатнулся, уронив банку с червем на пол, где стекло разбилось вдребезги. Червь извивался по плитке в сторону стока.
— Нет! Черт! — Он побежал к нему, скользя по скользким плиткам, но удержался и поставил ботинок на водосток. Червь скользнул по его ботинку, приподняв его верхнюю половину, которой он постучал по поверхности кожи. — Подайте мне щипцы!
Я бросилась к скамейке и подхватила щипцы, поскользнувшись на небольшом количестве воды, как и он несколько минут назад.
Он бросился ко мне, поймал мою руку, прежде чем я упала, и поднял меня на ноги.
На мгновение ошеломленная, я перевела дух, и в то же мгновение мы оба повернули голову в сторону червяка, поймав только его хвостовую часть, когда он сползал в канализацию.
Он вздохнул.
— Черт.
— Мне очень жаль. Я не хотела... — Возможно, это была усталость вкупе с голодом, и добавьте к этому тот факт, что я только что разочаровала его, но мой голос дрогнул, и я сморгнула слезы.
Словно осознав, что все еще держит меня за руку, он нахмурился и отступил назад, засунув руки в лабораторный халат.
— Что с вами?
Я покачала головой, не желая говорить ему, потому что от его слов я бы точно расплакалась, а я не собираюсь плакать в присутствии этого человека.
— Я уберу этот беспорядок. — Когда я шагнула в сторону кладовки, он отступил в сторону и преградил мне путь.
— Лилия, расскажите, что случилось.
Странное чувство зашевелилось в моей груди, когда он произнес мое имя, а когда я подняла взгляд на него и увидела беспокойство в его глазах, я не смогла сдержать слез.
— Я не могу.
— Скажи мне. Сейчас же.
Почему я защищала Гилкрист? Думала ли она обо мне хоть немного, когда говорила эти слова? Нет. На самом деле, вероятно, ее черному сердцу было приятно осознавать, насколько сильно ее слова сокрушили меня. То, что она каким-то образом увидела меня насквозь и проникла в самые глубокие ямы моей неуверенности в себе.
— Гилкрист обвинила меня в списывании на экзамене. Она поставила мне пятьдесят шесть баллов.
Его глаз дернулся, челюсть сжалась.
— Сейчас она также не отступает от своих обвинений?
— Я не знаю, планирует ли она выдвигать обвинение в списывании, но если да, то это все испортит. Меня выгонят, и я не буду допущена к следующему семестру.
— Успокойтесь. Ей понадобятся доказательства. — Хотя уверенность в его тоне пронзила мое беспокойство подобно зазубренному лезвию, она не устранила его полностью.
— Она обвинила меня в том, что я списывала у Спенсера. Она и раньше угрожала завалить Спенсера. Ради меня он не станет говорить правду.
Он фыркнул.
— Как будто Спенсер держит свечку... — Он замолчал, недовольно ворча.
Я не знала, почему этот полушутливый комментарий наполнил меня удовлетворением и и развеяло путаницу в моей голове. Может быть, потому, что этот человек редко говорил комплименты. А может быть, потому, что я почувствовала, что он на моей стороне.
— Чтобы доказать, что студентка списывала, нужны огромные усилия, и я не думаю, что даже у нее хватит на это сил и мотивации.
Облегчение, которое я испытала, рассказав ему этот маленький кусочек своего дня, оставило во мне желание вывалить на него все, каждую жалкую деталь, пока я не очищусь от нее, но я не стала этого делать. Ему не нужно было знать о моих финансовых проблемах в дополнение ко всему остальному.
У этого человека, вероятно, было больше денег, нежели чем он представлял, на что их тратить. То, что я задолжала тысячу за обучение Би, а на моем счету оставалось всего десять баксов, наверняка показалось бы ему абсурдным. Да и всем студентам, учившимся в этом университете, тоже. Я еще не встречала ни одного, кто был бы обременен финансами так, как я.
— Иногда мне кажется, что поступление сюда было ошибкой. Мне все время кажется, что все против меня. Нет никакой перспективы.
— И что же? Вы хотите вернуться в Ковингтон?
— Я не знаю. Я не хочу, но... — Даже если я буду платить школе Би те две сотни, которые Брамвелл согласился давать мне каждую неделю, все равно потребуется больше двух месяцев, чтобы все выплатить. И это при условии, что Коннор будет продолжать выплачивать свою половину. — Просто иногда все кажется таким тяжким.
— Значит, ваш выход — бросить академию. Отказаться от стипендии.
— Как я уже сказала, я не хочу этого делать, но...
— Только не надо этого. Может быть, вы и умная, но я чертовски уверен, что вы говорите глупости.
Я могла бы отдать ему должное, не зная, что сейчас творится у меня в голове, и что Гилкрист — лишь одна из многих причин для беспокойства, но его ответ все равно вывел меня из себя. Люди с деньгами почему-то всегда выводили меня из себя, и я ненавидела себя за это, но, черт возьми, иногда они вели себя так, словно их проблемы были наравне со всеми остальными. Что бы он подумал, если бы узнал, что я выложила на сайт гребаное порно-видео только для того, чтобы оплатить обучение сестры? Стал бы он меня за это осуждать? Читал бы мне лекции о добродетели и человеческой порядочности?