Когда его хватка усилилась, потребность в кислороде запылала в моих легких, ударяя по ребрам. Я откинула голову назад, но он держал крепко, запустив пальцы в мои волосы, сжав челюсть, когда он погрузил свой язык, чтобы углубить поцелуй. Головокружение охватило меня, потребность дышать вызвала тревогу в голове. Я застонала от его губ и прижала ладони к его груди.
Когда он отстранился, резко вдохнув, холод заполнил пространство между нами, и головокружение усилилось, лишив меня равновесия. Я покачнулась в сторону, и он поймал меня, удерживая в вертикальном положении.
Прижавшись лбом к моему лбу, он тяжело дышал.
— Прости меня. Я не знаю, о чем я думал.
— Все в порядке.
— Нет. Нет, не в порядке. — Он отпустил меня и отступил назад. — Я не могу все испортить. Не сейчас.
Не принимай это на свой счет, — предупредил меня разум.
Проведя рукой по лбу, он отвернулся от меня.
— Прости меня. Я сейчас просто перегружен. Я не хотел...
— Все в порядке. Я понимаю. Это был очень напряженный момент для нас обоих.
Его взгляд метнулся в сторону комнаты для вскрытия за моей спиной и обратно.
— Ты не скажешь ни слова о том, что ты там видела.
— Конечно, нет. Но... ты сам ввел себе токсин, — возразила я. Когда он ничего не ответил, а только уставился на меня ледяным, отрезвляющим взглядом, я продолжила. — Я вспомнила, что видела ампулы. Ты проводишь клинические испытания на себе, не так ли?
Он медленно повернулся ко мне лицом.
— Вы находитесь в очень опасной ситуации, мисс Веспертин.
Слова Спенсера эхом отдавались в моей голове. Они предупреждали меня о том, что профессор Брамвелл — плохой человек.
— Вы... заражены червями?
— Нет. Конечно, нет. Токсин очищен.
— Значит, вы не можете заболеть от него?
— Вовсе нет.
С трудом сглотнув, я опустила взгляд.
— Я никому не скажу.
— Как я могу вам доверять? Откуда мне знать, что вы не используете это против меня?
Я потянулась к его руке и переплела свои пальцы с его, не сводя с него глаз.
— Я даю вам слово.
С грубостью он отстранился от меня.
— Пойдемте, — сказал он угрюмо. — Я провожу вас до вашего общежития.
— Моего общежития? А нас никто не увидит?
— Там есть тропинка через лес.
— Там дождь, — возразила я, потому что мне не хотелось оставаться одной, и я не хотела оставлять его одного. Что, если у него снова начнется приступ, а рядом никого не будет? — Может быть, мне стоит остаться ненадолго. Вдруг у вас будет плохая реакция?
Ни одна клетка моего тела не представляла, что он действительно может подумать о таком, и аргумент в пользу того, чтобы остаться, сидел на кончике моего языка, готовый выстрелить, когда он коротко кивнул.
— Хорошо.
***
Пока Брамвелл яростно строчил заметки в дневнике, я сидела на диване в длинных носках и читала в телефоне главу из учебника к лекции, которая должна была состояться на следующий день. Из проигрывателя доносилась тихая музыка фортепиано, и уютная атмосфера вступала в противоречие с лихорадочным возбуждением, все еще гудящим в моих костях. Мои губы покалывало в том месте, где он поцеловал меня ранее, и так незаметно, как только могла, я провела по ним большим пальцем, желая снова ощутить прикосновение его губ к своим.
Сосредоточься, Лилия.
Я вернулась мыслями к чтению, затем зевнула и потянулась, поудобнее устраиваясь на подушках, желая, чтобы мои глаза оставались открытыми. Между тщательно проработанным текстом и затяжными отголосками того поцелуя водоворот мыслей в моей голове измотал меня.
— Если вы устали, диван раскладывается в кровать. Можете спать на нем.
Спать там? Я рассчитывала остаться на пару часов, чтобы понаблюдать за ним. Я и представить себе не могла, что он пригласит меня остаться на ночь, и не решилась задать этот вопрос вслух.
— А вы?
— Я буду спать здесь, в своем кресле. — Он тоже собирался остаться. Мы будем спать вдвоем в одной комнате. — Идет сильный дождь. — Он ушел закрывать вход в мусоросжигательную комнату минут на пятнадцать раньше и, должно быть, заметил это тогда.
Мы были под дождем вдвоем. Одни. В подземелье здания.
Мне предстояло ночевать у профессора Брамвелла. У Доктора Смерть.
Возможно, это должно было привести меня в ужас, особенно учитывая, что в комнате напротив лежал безглазый труп. К сожалению, это не так. Какой бы наивной я ни была, но с Брамвеллом я чувствовала себя так, как ни с одним другим мужчиной в моей жизни, включая Коннора, я чувствовала себя в безопасности. Я позволила этой мысли окутать меня, как одеялом, когда смотрела на него, а затем вернула свое внимание к текущему вопросу.
— Не нужно мучаться. Вы можете спать на кровати. Я просто сделаю постель из диванных подушек.
— Я возьму подушки себе.
— Не будьте смешным, вы в два раза больше меня.
— Вы всегда были такой чертовски упрямой?
— Боюсь, еще в утробе матери. Я родилась на девять дней позже положенного срока.
Он поворчал и набросал еще несколько заметок. Мужчина выглядел просто восхитительно в расстегнутой на две пуговицы черной рубашке, которую он недавно надел, и в очках в тонкой оправе, которые он надевал, читая книги. В процессе конспектирования он приостановился и провел пальцами по блестящей поверхности стола, затем провел рукой над свечой и быстро убрал ее, потирая кожу в том месте, где она, должно быть, горела.
Я улыбнулась, наблюдая за тем, как он исследует всевозможные ощущения вокруг себя. Каким изысканно богатым должен был казаться ему мир, когда он снова мог чувствовать.
— Итак, что будет дальше? Теперь, когда у вас есть удачный вариант?
— Я подожду и посмотрю, как он повлияет на мотыльков. Если они продолжат реагировать положительно, мы переходим к следующему шагу.
— Я думала, что у мотыльков нет нервной системы, как у нас. Как вы оцениваете их успех?
— Пока Патрокл и Ахилл продолжают летать, токсин действует.
— Вы станете знаменитым, профессор Брамвелл. — Пряча улыбку в телефон, я бездумно читала одну и ту же строчку в своей книге, которую перечитывала уже раз десять. — Во всех учебниках — за то, что вылечили болезнь Вонерика. Артрит. Диабет.
— Давайте не будем забегать вперед.
— Это называется визуализация. И это действительно работает.
— Да? И что же вы визуализировали?
Я изогнула бровь.
— Работу в вашей лаборатории.
Он снова неодобрительно хмыкнул.
— Шантаж вряд ли можно назвать визуализацией.
— Механизмы достижения ваших целей не имеют значения, лишь бы они были успешными. — Я зажала нижнюю губу между зубами, удивляясь тому, что этот человек так сосредоточен на своей работе. — Возможно, я визуализировала этот поцелуй.
Он застыл, уставившись в свои записи, затем медленно снял очки.
— И зачем же вы это делали?
Я опустила взгляд на свои дрожащие руки и пожала плечами.
— Вы злитесь?
— Я злюсь на себя. Не на вас.
— Почему?
— Потому что вы моя студентка. Я ваш профессор. К тому же я на десяток лет старше вас. Вам есть что терять, если кто-то узнает. Нам обоим.
— Кто узнает? Здесь никого нет.
Он провел языком по губам, опустив глаза, думая о том, какие мысли роятся в его голове. Встряхнув головой, он вынырнул из этого состояния.
— Я не могу этого сделать, Лилия. В эту лабораторию все равно иногда заходят посетители. В частности, проректор школы.
— Мне нравится, когда вы произносите мое имя. — Я бы не стала так смело признаваться в этом, но поцелуй напомнил мне, что я не одинока в своем влечении. Тяжелое молчание заполнило пространство между нами, пока мы смотрели друг на друга, и напряженность нарушилась только тогда, когда я прочистила горло и встала с дивана. — Значит, я могу начать снимать эти подушки, чтобы застелить постель?
— Да. — Он поднялся с кресла и помог мне снять жесткие кожаные подушки, разложив их в ряд, чтобы получилась кровать. — Вы не будете спать здесь. Вы можете спать на кровати, — сказал он, раскладывая диван в кровать.