— Да. А меня зачастую хватало только на то, чтобы провести ладонью по его щеке, принять душ и рухнуть в кровать.
— А он ковырялся в тарелке с остывшей едой, потом прибирал стол и с надеждой, что завтра ему повезет больше, тихо ложился рядом, боясь потревожить ваш сон.
— На диван.
— Что, простите?
— На диван в гостиной ложился, чтобы не разбудить меня.
Они замолчали. На этот раз тишину нарушил доктор.
— Мы что-нибудь придумаем. Но нужно время. Наберитесь терпения, Ирэна.
— Доктор, уже прошло два месяца, но ничего не меняется. Может, нужно еще подключить кого-нибудь? Может, еще нужны деньги? Не стесняйтесь, говорите!
— Нет, не нужны. А чем вам так хуже? Только разве что ужина дома нет. Но вам ведь не привыкать к кафе?
Ирэна не обижалась. Все справедливо. Хотя мог бы быть помилосерднее, врач все-таки, хоть и психиатр.
— Знаете, доктор, мне всегда казалось, что такая жизнь с моей бесконечной работой — явление временное. Вот стану старшим менеджером филиала, и все изменится. Сейчас тоже думала: вот еще полгода, ну, год максимум, стану руководителем региона, и все будет по-другому. Пусть подчиненные работают, а я в шесть часов домой, уикэнд за городом, отпуск в Австралии, чтобы никто не достал. А сейчас поняла, что все это несбыточные мечты. Химера, ловушка цивилизации. Так и буду всю жизнь гоняться за перспективой, должностью, новыми деньгами. А жизнь уйдет! И детей может не быть никогда.
— Ирэна, но это ваша жизнь. Вы выбрали ее сами.
— Да, и теперь понимаю, что была полной дурой. Чтобы понять, как мне дорог Виктор, ему нужно было попасть в психушку.
— Вы это серьезно?
— Да, и детей хочу! Не просто детей вообще, а конкретно от Виктора.
Доктор внимательно смотрел в глаза Ирэне, словно пытаясь проникнуть взглядом в ее мозг.
— Тогда… — он сделал продолжительную паузу, будто взвешивая все за и против, — тогда я, наверное, смогу помочь вам.
— Он вспомнит меня?
— Нет, это невозможно. Он вспомнит все до момента встречи с вами. И забудет то, чем живет сейчас.
— И что?
— И все. Вы ведь на шесть лет младше мужа?
— Да.
— Вычеркнем четыре года вашей совместной жизни, которые привели его в нашу клинику, и будете моложе только на два!
— Вы думаете…
— Не напрягайтесь, это произойдет не завтра, а через две недели. Я успею все подробно объяснить. Просто вы опять случайно встретитесь, и он не будет ничего помнить о четырех последних годах своей жизни.
— А вдруг… — Ирэна была явно смущена, — я не понравлюсь ему? За эти четыре года я так постарела…
Доктор опустил взгляд к одетой по случаю жары короткой юбке Ирэны. Медленно поднимаясь вверх, он буквально пожирал ее глазами. И когда Ирэна, наконец, поймала его плотоядный взгляд, то чувствовала себя уже полностью раздетой. Кровь ударила в лицо, но врач уже смеялся, так заразительно, что она поняла, зачем он это сделал, и тоже засмеялась, но несколько смущенно.
— А вы и правда гениальный психиатр. Думаю, у меня теперь много лет не появится мысли, что кто-то сможет устоять передо мной. Сколько я должна за сеанс?
— Спасибо, что по лицу не съездили. Итак….
— Синее.
— Ты не права, зеленое!
— Синее.
— Ну, какое же синее? Абсолютно зеленое. Темно-зеленое.
— Синее. Спасибо, что не сказал изумрудное…
Ласковые волны накатывались на прибрежный песок и, негромко шурша, отползали назад.
— Это тебе спасибо.
Сочные малиновые губы Ирэны удивительно вкусны, если их запечатать долгим нежным поцелуем.
Неожиданно она вскрикнула и отстранилась от Виктора.
— Что это у тебя такое жесткое? — спросила Ирэна, ощупывая нагрудный карман рубашки.
— Не знаю, сейчас посмотрим!
Пальцы Виктора медленно разжались.
На ладони багровым огнем горел золотой медальон на тонкой цепочке.