— Если бы его вылечили, он мог еще лет десять прожить — ему было всего пять! Как ты не понимаешь!..
— Отлично понимаю. Когда мне было четырнадцать, я принес домой щенка. Дворняжка, забавный был такой. Потом у него стали резаться зубки, и он грыз все подряд. Маме это, конечно, не нравилось, но она терпела. До тех пор, пока он не сгрыз ее любимые туфли, какие-то жутко дорогие, из крокодиловой кожи. Тогда она взяла щенка, села в троллейбус, довезла щенка до конечной остановки и там оставила.
Лена в ужасе посмотрела на Игоря:
— Как она…
— Как она могла? Моя мама — железная женщина и всегда делает только то, что целесообразно. Кстати, «целесообразно» — ее любимое слово. Потом мы с отчимом с неделю вечерами ездили на эту остановку, обошли весь район — и ничего.
— Не нашли?
— Нет. Я матери того щенка до сих пор простить не могу. И отчим тогда с ней так поругался — чуть из дома не ушел. Она плакала, прощения у него просила…
— Почему у него? Твой же щенок был. — Лена недоумевающе подняла глаза. Но, взглянув на Игоря, поняла, что не стоило задавать этот вопрос. Даже при слабом свете костра было видно, как изменилось его лицо.
— Почему? Потому что, собственно, на меня тогда ей было наплевать. — Голос его вразрез с жестоким смыслом сказанных слов прозвучал неожиданно мягко и грустно. — Я не осуждаю ее — сейчас. Просто есть такой тип женщин, которые одержимы единственной страстью. Эта страсть бывает так сильна, что для других чувств не остается ни сил, ни места в сердце. Моя мать обожает отчима. Она готова целовать его следы.
— А как же ты? Ты же ее сын!
— Вот так. — Игорь замолчал. На Лену он не смотрел — он смотрел на огонь, и лицо у него было какое-то трогательное, детски-беззащитное. Уверенный в себе супермен и победитель женщин исчез. У костра сидел обиженный мальчишка-подросток.
Лена придвинулась к нему и робко погладила его по руке. Он виновато улыбнулся:
— Да нет, все не так страшно, как тебе показалось. Моя мать замечательная женщина — умная, красивая, сильная. С родным моим отцом они разошлись сто лет назад — мне и года еще не было. Причем она сама от него ушла — чем-то там он ее не устраивал. Потом сделала отличную карьеру — она доктор биологических наук, преподает в МГУ, ну и так далее. Меня воспитывала в строгости, но вниманием я отнюдь не был обделен. Понимаешь, она не выбирала между мной и работой, как другие женщины, а делила между нами свое время поровну. Конечно, она любила меня, но не слепо, как любят одинокие женщины единственного отпрыска, а разумно. Тем, что я говорю на четырех языках, учился музыке и играю в теннис, я обязан ей. А когда у меня обнаружились художественные задатки, она немедленно определила меня в специальную школу при Суриковском.
Игорь замолчал. Лена через некоторое время тронула его за плечо, напоминая о своем присутствии:
— А дальше?
Он пожал плечами:
— Да нечего особенно рассказывать. Когда мне было тринадцать, она познакомилась с моим отчимом. Как пишут в романах, эта встреча разбудила в ней такие чувства, о которых она и не догадывалась. Мать словно с ума сошла. Отчим моложе ее на восемь лет, красавец. Она тут же усиленно занялась своей внешностью. Одежда, стрижка — я ее просто не узнавал. И дом наш тоже преобразился. Раньше мы ели полуфабрикаты, теперь — два первых блюда, два вторых, на выбор. Пироги научилась печь. Вся наука пошла коту под хвост. Правда, она и сейчас преподает на полставки, и звание профессора за ней по-прежнему. Но это так, неважно. А важно, что сегодня Валечка скажет на планерке у себя в редакции да как отзовется о Валечке журналист имярек в конкурирующем издании. И это моя мать, которая сроду газет не читала — ей все время некогда было!
— А твой отчим журналист?
— Ну да. Пишет статьи по экономике. Кстати, он экономист со степенью и вообще клевый мужик. Я люблю его.
— И ты совсем не ревновал маму к нему?
— Поначалу ревновал. Но он сумел так себя со мной повести, что очень быстро заменил мне отца, которого у меня никогда не было. Собственно, я и считаю Валентина отцом. Только вот видимся мы сейчас редко. В последний раз — полгода назад, когда он приезжал в Париж на какую-то конференцию.
— А ты постоянно живешь в Париже?
— Сейчас живу, а дальше — видно будет. Дальше… — Игорь неожиданно оборвал сам себя и продолжил другим тоном: — Ладно, на сегодня хватит семейных воспоминаний, не очень-то это все интересно. И вообще, не слишком ли вы много вопросов задаете, мадемуазель?
Он легко вскочил на ноги и стряхнул песок с колен. Мальчишка-подросток исчез. Перед девушкой стоял роскошный мужик, широкоплечий и длинноногий. Только что они сидели и мирно трепались, как приятели, а сейчас он смотрел на нее, как знатоки смотрят на породистых лошадей — ласково и оценивающе.
Лена уловила эту перемену и, чтобы скрыть смущение, насмешливым взглядом окинула его смокинг:
— Да-а, а костюмчик для пикника у тебя неподходящий.
— Твое платье тоже пляжным не назовешь, — не остался в долгу он. — И тем не менее ничто не мешает нам устроить настоящий ночной пикник.
— А где деликатесы, которые положены в таком случае? — спросила Лена. — Похоже, все осталось в особняке Дениэлли!
— Девушка, вы меня обижаете. — Игорь раскрыл сумку, в которой по идее должен был быть фотоаппарат, и достал оттуда два объемистых пакета и бутылку вина. — «Шато Марго» урожая 1975 года.
Лена укоризненно покачала головой.
— Как нехорошо тащить со стола! Бедная синьора Дениэлли, кого она пригласила в свой дом…
— Между прочим, вино подарено мне на вернисаже французом-виноделом, поклонником моего таланта. Даже в особняке Дениэлли такие вина нечасто подают.
Поскольку в марках вина Лена совсем не разбиралась, особого впечатления бутылка на нее не произвела. Зато она очень заинтересовалась провизией.
— Ого! — Засунув в пакеты свой красивый носик, она осталась довольна содержимым. — Икра, ветчина, сыр… И виноград! Обожаю виноград!
— Я рад, что тебе угодил.
Пока Лена раскладывала фрукты и бутерброды на пластиковые тарелочки, извлеченные из той же волшебной сумки, Игорь налил вино в бумажные стаканчики.
— За что будем пить? — весело поинтересовалась она, глядя на него поверх стаканчика так, словно держала в руке сверкающий хрустальный фужер. Он прищурился:
— Ты меня ставишь в тупик. Сказать «за нас» — банально и пошло. За встречу мы уже пили. «За тебя» — приятно, но тоже не оригинально.
— Не думала, что ты такой… ненаходчивый. Что же, мне самой придумать тост?
— Ну нет, эту привилегию я тебе не уступлю. — Игорь обвел глазами пустынный пляж. — Давай выпьем за тот миг между прошлым и будущим, в котором мы сейчас находимся. Помнишь песню из старого фильма: «Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь»?
— Помню. Олег Даль пел это лучше — ты слегка фальшивишь.
— Я не Паваротти и даже не Хулио Иглесиас. Пою как умею. Но тост принят?
— Принят!
— Тогда за миг — и целую жизнь!
Они чокнулись бумажными стаканчиками и выпили оба сразу до дна. Лена слегка поперхнулась, а Игорь засмеялся:
— Так вот, залпом, пьют только русские. И обычно водку. Здесь принято пить любую жидкость мелкими глоточками, медленно и смакуя. Запомни это, если захочешь кого-нибудь обмануть насчет национальности.
— Зачем мне кого-либо обманывать? — Лена пожала плечами. — И потом, я водку не пью.
— Пока.
— Вообще. И никогда в жизни.
— Не зарекайся. В жизни много приходится делать такого, чего не собирался.
— Например?
— Подрастешь — узнаешь.
Ну вот, опять этот взросло-покровительственный тон! Лена хотела было промолчать, но выпитое вино ударило в голову и придало храбрости. Она подняла на него глаза и сказала:
— Вчера вечером я казалась тебе достаточно взрослой.
— Увы, только казалась.
Тон легкий и беспечный, но какие-то еле уловимые нотки заставили ее насторожиться. Выражения его глаз в темноте было не разобрать, а так хотелось! Не совсем понимая, что она делает, подчиняясь поднимавшемуся откуда-то изнутри острому желанию, Лена придвинулась к нему почти вплотную и заглянула в глаза.