ЭЛЕГИЯ
Я полюбил беседы о погоде,
О родственниках, жалованье, снах.
Ни резким взлетам, ни большой невзгоде
Нет места в наших дружеских речах.
Мы безобидно обо всем толкуем:
Что пишут, как устроиться прочней,
Как сделаться пейзаном, иль буржуем,
И чем заполнить счастье наших дней.
Припоминая важный стих латинский,
Мы радуемся — всё прошло давно,
И также канут Сирин и Ладинский
На вечное, укатанное дно.
Поменьше вечности! Высоким раем
Не совратить наш укрепленный дом,
Мы обволакиваем, обтекаем
Всё острое, опасное кругом,
И просто отмыкаем всякий ларчик:
Шкаф несгораемый, и спальню, и киот,
Наш беженский помятый самоварчик
Покорно подвывает и поет,
Урчит о том, как наше бремя просто,
Когда насыпана над жизнью гать,
Как бодро от купели до погоста
Способны мы по жизни прошагать,
Не позавидовав тем донкихотам,
Что жить хотят на сказочной звезде,
Сражаться, ссориться, служить оплотом.
Смышленые, мы можем жить везде,
Чтоб быть, как все, толкуя о погоде,
О правильной житейской полосе,
О женщинах, о братстве и свободе,
О счастьи быть, как все.
СЕВЕР
Владиславу Ходасевичу (+)
Здесь всё кругом необычайно:
Цветок несеянный, ничей,
Благоухающий случайно,
Глядит, как девушка, в ручей.
Ручей спешит чрез пни и корни
Вдоль по овражкам кувырком,
И всё невнятней, всё проворней
Бормочет дремным говорком.
Когда же облака, неспешно
Столпившись, моросить начнут,
Заплачет ветер безуспешно,
То солнце, выбившись из пут,
Сквозь дождь прохладный и стеклянный
За речкой радугу прольет,
И вновь нал ясною поляной
Безмолвие стоит и ждет.
Стоит и ждет в глуши дремотной,
Как заклубится светлый свод,
Как сонм стогласый и бесплотный
По этой радуге сойдет.
«За ломоть хлеба…»
За ломоть хлеба,
Горсть медяков —
Свершаю требы
Для бедняков.
В чужой квартире
Брожу давно —
В подлунном мире,
Где так темно,
В таком немилом,
В таком лихом —
Как поп с кропилом
В дому пустом.
И всё строенье,
Все уголки,
Ждут окропленья
Моей руки.
Кроплю умело:
Вперед — назад.
Мне что за дело?
Всё «свят «да «свят«.
Здесь я нахлебник,
Приход чужой,
Развернут требник —
Кади да пой.
ПИСЬМОВНИК
Который раз уже сажусь
Терзать заученный письмовник.
Пошлю письмо тебе, божусь,
В хлев, Дульцинея, в твой коровник.
Так перепишем наизусть:
Нет, муза, я не твой любовник.
Ты назвалась моей женой,
Но то было до катастрофы…
Нет, лживый стиль письма не мой:
Описки, титлы, апострофы…
Прости — я посвятил другой
Любви томительные строфы.
ПОЭТЫ
Они узнавали друг друга по ветхой одежде,
По дикому взгляду и хрупким рукам; прикасаясь,
Хотели поверить в бесплотность, и тайну, и радость.
И Ангелами называли друг друга в надежде.
Но страх за себя подрезал, и томила усталость,
И темные крылья стихий вырастали за ними.
Когда же потом признавались в смертельной болезни
Своей и томительной злобе, то снова пугались,
И громко кричали друг другу: «Исчезни! Исчезни!»
И врозь расходились к делам суеты и печали,
Лишь свет унося на душе, осужденной трикратно,
Которого не было прежде, им непонятный.