— Эй, мальчик, ты, должно быть, нас ожидаешь? — послышался за спиной у Марко чей-то голос.
Он обернулся и увидел стройного широкоплечего мужчину средних лет.
— Ну а теперь пошли, Кончита! — продолжал приезжий, обращаясь к молоденькой девушке с чемоданом в руке. — Держись за нами и смотри не потеряйся! Ты ведь тут впервые.
— Не беспокойся, отец! Мадрид побольше Валенсии, а я и там ни разу не заблудилась.
— Сеньорита, позвольте ваш чемодан! День жаркий, вам будет трудно нести, — как можно любезнее заговорил Марко. — И вы, сеньор, пожалуйте свой! Я к тяжестям привычен, мне это ничего не стоит.
— О нет, дружок! Мы сами понесем свои вещи. Ты нас просто проводи до гостиницы.
Впервые Марко видел, что приезжие сами несли багаж. И он не знал, как отнестись к этому. Но, поймав на себе смеющийся взгляд девушки, успокоился.
Возле цирковых касс все еще толпился народ. Марко заметил, что приезжие, проходя мимо, как-то невесело переглянулись. Он стал рассказывать им о завтрашней корриде, а когда заговорил о свирепом Барбаро, Кончита повернулась к отцу:
— Отец, ты слышал? Завтра выпустят на арену самого свирепого в Испании быка.
— Что делать, дочка... — отозвался отец и молча двинулся дальше.
Марко поднял новых постояльцев на шестой этаж и провел их в отдельный номер.
— Если вам что-нибудь будет нужно, можете позвонить, — деловито наставлял Марко. — Меня зовут Марко Сантьяго. Не желаете ли почистить ботинки?
— Нет, Марко, такие вещи мы привыкли делать сами, — ответил приезжий и сунул руку в карман. — Нелегко тебе, должно быть, приходится. Вот, не в обиду тебе, прошу принять немного денег!
Обычно в таких случаях Марко улыбался и благодарил, а тут смутился, вспыхнул, но сказал спокойно и с достоинством:
— Благодарю вас, сеньор, деньги я не возьму. Я ведь ничего для вас не сделал...
— Да возьми же! — уговаривал его приезжий. — Может, матери пригодятся.
— Матери, сеньор, у меня нет. Ее убили фашисты.
— Фашисты? Не произноси вслух этого слова, мальчик! Если твои хозяева услышат, тебя посадят в тюрьму.
Марко вконец растерялся и поспешил уйти.
— До свидания! Если вам что-то понадобится, позвоните...
Впервые он не принял чаевых, отказался от денег. Почему — он и сам еще толком не знал. Просто ему показалось, что неудобно брать деньги у людей, которые по-человечески отнеслись к нему.
Весь день Марко ждал, что в дверях лифта покажутся новые постояльцы, но так и не дождался. Только вечером, когда он уже снял блестящую ливрею и облачился в свои лохмотья, раскрылся лифт и из него вышла Кончита. Марко застеснялся и попытался улизнуть, но Кончита подозвала его и сказала:
— Марко, ты уже закончил работу? Мне захотелось подышать свежим воздухом. Может, покажешь мне город?
— С удовольствием, сеньорита!
Они вышли из гостиницы. Многолюдные улицы клокотали, как бурные реки. Темно-синее небо мерцало звездами. В вечернем сумраке высокие здания казались сказочными замками. Вспыхнули рекламы, зажглись фонари, и все вокруг наполнилось сиянием.
Марко шел рядом с Кончитой, рассказывая ей о Валенсии, называл улицы и, наконец, остановился невдалеке от своего жилья.
— А теперь я должен идти домой. Меня ждет больной отец.
— А что с ним? — участливо спросила Кончита.
Марко рассказал девушке о трудной жизни отца, о том, как их прогнали с пляжа.
— Ах, Марко, — вздохнула Кончита. — Если бы ты знал, сколько в Испании сейчас таких же несчастных, как вы с отцом! Тяжело живется людям в нашей прекрасной стране!
Марко не совсем понял, что имела в виду Кончита. Он терпеть не мог, когда его жалели, но девушка говорила с такой теплотой и сочувствием, что Марко не рассердился.
На прощание Кончита пообещала достать билеты на корриду и попросила Марко ее сопровождать.
— А разве ваш отец не пойдет? — спросил Марко.
— Нет, отец не сможет пойти со мной, — ответила девушка, и они простились.
Ранним воскресным утром жителей Валенсии разбудили звуки фанфар и грохот барабанов. По улицам несли плакаты, на них был нарисован свирепый бык Барбаро. За трубачами и барабанщиками среди пестрого шествия шли тореадоры, которым предстояло сразиться с андалузским страшилищем. Из раскрытых окон домов им аплодировали, бросали на улицу цветы. Возле касс шло настоящее сражение. В магазинах были распроданы все цветы, а также специально припасенные для корриды гнилые апельсины, тухлые яйца.
В четыре часа пополудни распахнулись ворота цирка. Нескончаемым потоком с разных сторон стекались к ним люди. Ряды быстро заполнялись.