Иветта опустилась рядом со мной:
— Позволь мне.
От ее массажа сразу стало легче.
— Тишина-то гробовая, — сказал один из попутчиков. Он достал из кармана сигарету и прикурил от висевшей на поясе большой зажигалки фронтового образца. — Вы как считаете, товарищ, мы не в окружении? Своими здесь что-то и не пахнет.
Дым сигареты был такой вкусный, что у меня засосало под ложечкой.
— Наши под прикрытием ночи занимают новый рубеж обороны, — ответил я.
— А мне тоже сдается, мы в окружении, — усомнился и второй часовой.
— Что за вздор! — воскликнула Иветта, продолжая растирать мои ноги.
— Конечно, вздор, — поддержал я, сам не очень-то веря в это. Просто хотелось успокоить Иветту. — Мы сейчас в нейтральной зоне и скоро придем к своим.
Часовой передал мне свою сигарету. Я затянулся, и у меня приятно закружилась голова.
— Ну как табачок? — спросил он.
— Давно не курил. Голова кружится.
— Это от любви, — усмехнулся второй попутчик, и я со злостью сплюнул.
На дороге что-то звякнуло. Мы замерли. Иветта привстала, напряженно вслушиваясь. Теперь, помимо бряцания металла, доносился мерный топот, будто по дороге от реки шагал целый батальон.
— Может, наши? — прошептала Иветта.
— Едва ли. Давайте спрячемся! — сказал я, и мы укрылись за скалой недалеко от дороги.
Их было много. Шли строем, неся на плечах какое-то оружие. У некоторых головы были повязаны чалмами.
— Марокканцы! — с дрожью в голосе сказала Иветта.
Теперь я заметил, что на плечах у них не винтовки, а лопаты.
— Это саперы, — сказал я и, поднявшись из укрытия, крикнул: — Ойга! Вы куда?
Разом лязгнули сотни лопат, толпа остановилась.
— Мы идем к республиканцам, — ответил вожак.
— Кто вы такие?
— Мы пленные.
— Где же ваш конвой?
— У нас нет конвоя.
— А где фашисты?
— На том берегу. Мы не хотим с ними. Мы хотим с республиканцами.
— Идите прямо, никуда не сворачивая! — крикнул я.
Снова послышался топот, марокканцы двинулись дальше. Теперь было ясно, что мы в нейтральной зоне. Следовало поторопиться, чтобы затемно добраться до своих.
На ближайшем пригорке мы встретили передовые посты республиканцев.
— Скажите, где Славянский батальон?
— Это поляки, чехи, болгары?
— Да.
— Они дальше, в резерве.
Здесь мы расстались со своими попутчиками. Теперь мы были вдвоем с Иветтой. Она все еще дрожала от холода, и мне было больно смотреть на нее.
— Боюсь за тебя, Иветта, — сказал я, обнимая ее. — Ты очень замерзла?
— Нет, мне теперь хорошо, — отвечала она, прижимаясь своей прохладной щекой к моему лицу. Щека была мокрая, наверное от слез.
— Не плачь, — утешал я ее. — Теперь мы в безопасности. И все будет хорошо.
— Нет, не будет, — говорила она и еще крепче прижималась ко мне; будто искала защиты от надвигавшейся беды. — Мы все потеряли. Все, все. Нет больше Испании. Вон там, в горах, французская граница, а за нею ночь, долгая, быть может, бесконечная. Дождемся ли мы утра в этих горах?
— Лождемся, Иветта! Даже после самой долгой ночи наступает утро.
— А ты сам в это веришь?
— Верю.
Она высвободилась из моих объятий, и мы продолжали путь.
Вдалеке, в стороне Средиземного моря, по небу разлилось багровое зарево, и оттуда донеслись раскаты взрыва:
— Саперы взрывают мосты, — сказал я. — За ночь наши займут оборону, а завтра перейдем в наступление. Еще не все потеряно.
— Если б это было так! — с детским простодушием воскликнула Иветта.
На холме, по обе стороны дороги, саперы-марокканцы,которых мы недавно встретили, уже рыли окопы. Мы прошли мимо них и стали спускаться в небольшую долину, мерцавшую огнями костров. Вокруг них теснились солдаты.
— Пойдем погреемся! — сказала Иветта.
— Идем.
Это был мой батальон. Товарищи решили, что я попал в плен, и теперь были рады увидеть меня целым и невредимым. Правда, к радости примешивалась горечь — известие о смерти Антанаса Маркова. Когда я сообщил, что за ним ухаживала Иветта, они обступили ее, усадили у огня, наперебой предлагая чай. А я тем временем отправился доложить обо всем командиру.
— Да, жаль Маркова, — сказал командир, выслушав меня. — В Болгарии мы вместе работали в подполье. Чудесный парень. А насчет машины не горюй. Все равно не там, так здесь ее пришлось бы взорвать или уничтожить. Иди отдыхай. Завтра бой.
Я понял, что положение серьезное, и спросил командира, как быть с Иветтой. Подумав, он сказал:
— Пускай пока остается у нас. В батальоне нет ни одного медика.