Она принесла вино и сказала:
— У нас есть устрицы. Вам подать?
— Принесите, пожалуйста.
Иветта отправилась за устрицами. Движения у нее были быстрые и ловкие.
Когда же мне с ней заговорить — сейчас или подождать? И кто этот тип за стойкой, который ей улыбается все время? Вот достал сигарету, прикурил, пустил пышное облако дыма.
— Чудесные сигареты, Иветта! — сказал он.
— Мне подарил их знакомый моряк, — ответила Иветта, высыпая на тарелку устрицы.
Ароматный дым сигареты рассеялся по всему бару, и мне вдруг припомнился тот вечер у взорванного моста, когда часовой угостил меня необыкновенно вкусной сигаретой. Я тогда курил, а Иветта растирала мне ноги. Если бы она только знала, что вчера я спал в ее кровати, а теперь вот сижу в ее баре и смотрю ей прямо в глаза! А Иветта, по-прежнему ничего не подозревая, принесла мне устрицы. Я поблагодарил ее. Она вернулась на свое место и включила приемник. Негромко заиграла музыка.
— Париж, — сказал лысый мужчина.
Иветта вздохнула:
— Да, Париж...
Те двое, что сидели за столиком в другом конце бара, поднялись и вышли. Собеседник Иветты покосился в мою сторону и стал застегивать пальто.
— Мне пора, — пробурчал он, вставая.
— Привет друзьям, Жак! — сказала Иветта. — Не забывай нас!
Жак положил на стойку деньги, пожал руку Иветте и вышел. Мы остались вдвоем. Надо было спешить, пока никого не было. Иветта присела и, покачиваясь в такт музыке, задумчиво уставилась в потолок, предавшись воспоминаниям.
Я тихо встал и незаметно приблизился к стойке.
— Я не задерживаю вас, Иветта?
Она посмотрела на меня настороженным, изумленным взглядом.
— С чего вы взяли?
— Вероятно, пора закрывать.
Она медленно приподнималась, не сводя с меня пристальных глаз.
Я улыбался.
— Хохре! — почти вскрикнула Иветта, потом тихо повторила: — Хорхе...
Я протянул ей руку, и она крепко сжала ее.
— Хорхе... Как ты отыскал меня?
— Мне надо поговорить с тобой, Иветта.
— Я закрою бар. Уже пора...
Она подбежала к двери, повернула ключ, погасила люстру и раздвинула красные портьеры за стойкой.
— Хорхе, иди сюда... ко мне.
Я вошел в комнату за стойкой. Некоторое время мы молча стояли друг против друга. Потом она прижалась ко мне. В баре тихо наигрывала музыка. В дверь стучал запоздалый посетитель, но мы не обращали внимания. Мир для нас перестал существовать. Были только она и я, я и она.
— Хорхе, — наконец прошептала Иветта, — откуда ты взялся?
— В твоем баре нет ушей? — спросил я.
— Можешь говорить спокойно, здесь никого нет, — ответила она. — Только выключу радио и погашу лампу над стойкой, чтобы никто не вздумал стучаться.
Вернувшись, она опустилась рядом со мной на кушетку, взяв мои руки в свои.
— Рассказывай, милый, рассказывай!
— Десять дней назад я совершил очередной побег из концентрационного лагеря.
— Что это был за лагерь?
— Под Экском, у Этандеберского озера.
— Недалеко от Марселя?
— Да, на каком-то кирпичном заводе. Это был мой пятый концентрационный лагерь.
— Бедненький! — сказала Иветта, поглаживая мои волосы. — Такие лагеря теперь под каждым городом.
— Полгода я просидел в печи для обжига кирпича за побег. Печь у нас заменяла карцер... Два года я шел от Бискайского залива через Южную Францию, пока не нашел тебя.
— Ты шел ко мне?
— Сначала я стремился к своим товарищам, но опоздал. Они уехали в Советский Союз. И тогда я... решил разыскать тебя.
— Ты же мог написать мне.
— Я боялся.
— И правильно сделал. Я должна быть вне подозрений.
— Я так и думал.
— Славный ты мой! — Иветта обняла меня. — Сколько ты выстрадал!
— Я видел людей, страдавших больше меня.
— Сейчас вся Франция страдает, — сказала Иветта. — Помнишь утро в Пиренеях?
— Помню.
— Когда ты уходил в окопы, мне казалось, ты уходишь на верную смерть. И я заплакала. За эти годы я много плакала.
— И теперь плачешь?
— Нет, теперь не плачу. Теперь я знаю, что делать.
— А тогда не знала?
— Тогда не знала.
Я с полуслова понял Иветту и был рад за нее: у нее есть дело, в которое она верит и которому отдает все свои силы.
— Послушай, — прервала Иветта мои размышления, — у тебя есть документы?
— Нет.
— Никаких?
— Никаких.
Иветта задумалась.
— Я постараюсь достать. Сохранилась у тебя хоть какая-нибудь фотокарточка?