Почти до утра Ард петлял повымиравшими настороженными дворами, осознанно двигаясь к заливу, почти до утра пугался шелеста смутных кустов и подолгу пережидал в дождливых подворотнях, прежде чем проскочить очередной перекресток. Свыкание с внезапно ему выпавшей долей изгоя давалось нелегко. ЭкзИм, как только вышли из парка, сразу куда-то пропал или попросту не отзывался, и после двух неудачных попыток снова с ним заговорить Арольд тоже принципиально замолчал.
Теперь, зябко ежась в прибрежном тумане, Ард торопливо раздевался. Закинул в репьи рваную, пугающего вида куртку, следом отправил и безнадежно поползший по швам пиджак, прополоскал, отжал и опять натянул на себя одну только рубашку, вымыл туфли, кое-как размочил и отчистил брюки от бог знает когда взявшегося на них цемента, пересчитал всю наличную мелочь — набралось на пару поездок в городском автобусе. Напоследок забрел по колено в спокойную чистую воду, ополоснулся.
«Сегодня суббота, — смутно припоминал он, выплясывая по холодному песку с одной ногой в скользкой штанине, — выходной и последний день месяца». Завтра по календарю наступает лето, значит, народ загодя разденется еще сегодня, и легкий его наряд едва ли вызовет недоумение. Простуду вот только б не схватить.
Через полчаса, подсушив брюки на сквознячках проходных дворов, он выбрался к проспекту Современников, а еще через двадцать минут сошел с рейсового автобуса на остановке «УХиМПи»-Сквер. Да, вот здесь, за сквериком, и располагалось его родное Управление Хлебопекарной и Макаронной Промышленности, где по всем картотекам Арольд все еще служил в чине ответственного по Отделу хронарного зондирования Пространства.
Управление их, а точнее — научно-производственный комплекс закрытого типа, хоть уж год как расконверсированное до почти полного технологического паралича, хлебов ни теперь, ни прежде не пекло и озадачиваться макаронным ассортиментом тоже не намеревалось. Непонятно, на что еще рассчитывал Сам, позакрывав две трети лабораторий, уволив половину сотрудников, отказавшись от военизированной охраны и распродавая по торгам да аукционам множительную технику из пустующих канцелярий, но на плаву он пока держался и зарплату выдавал исправно. Сам, похоже, так и не оставлял надежды восстановить связь с экипажами хотя бы двух-трех из пятидесяти десантных хрономодулей, потерянных за последние четыре года Управлением в будущем. Самый из них ближайший — «ка-27/28бт», под кодовым позывным «кабинет» — шесть месяцев назад внезапно вышел на связь с расстояния в три астрономических года. Радировал он совершеннейший бред, зато просил инструкций и следующий сеанс назначил им как раз на завтра. Нетрудно себе представить состояние Самого, когда на завтрашней трансвременной связи Арольд, главный его хронолокаторщик, так и не появится…
Ард толкнул стеклянную дверь проходной, издали отсалютовал выглянувшему из-за газеты вахтеру и, бросив на ходу: «Срочное дело!», взлетел по административной лестнице в Отдел.
Гулкая тишина и безлюдье коридоров выходного дня. Делать все надо быстро. Шестизначный код, щелчок. Теперь дверь от себя, и восемь секунд — успеть отключить сигнализацию. Есть! Не сработала. Полезная привычка хранить деньги и документы в рабочем столе. И сразу назад — если вахтер в курсе, «БИЧи» уже едут. Значит, через проходную не выйти, так. Ключи от третьего блока. Коридоры, лестницы, изученные лабиринты переходов, только теперь всё вниз. Стальные решетки подвала. Седьмой блок… Пятый… Третий. Операторская. Индикация пультов в ждущем режиме. Поворот, еще один. Где-то здесь… Ага, обитая железом дверь. Шахта аварийного выхода. Окрашенные в зеленое стальные ступеньки. Снова дверь, эта уже последняя. Успокоить дыхание, так. Лбом в прохладу косяка, постоять. Ключ на два оборота влево. Ручку вниз и на себя.
Обширный пустырь хозяйственного двора, захламленный досками, кабелями, проржавевшими бочками с надписью «яд», остов грузовика с вросшими в асфальт рессорами, в прорехе забора — шуршащая шинами улица. Ард тщательно запер за собой дверь, спрятал связку ключей под четвертой от угла бочкой, пролез сквозь забор, огляделся и небрежной походкой слоняющегося бездельника зашагал вниз по улице перекусить и промочить горло в какой-нибудь ранней пивной.
— Ты рехнулся, брат, какое пиво? Пойди вон воды из крана попей, — объяснили ему тетки-раздатчицы, гремя мятыми кастрюлями, содрали за вчерашний салат, а от рыбы с темной родословной он отказался сам. Вышел на пустующую веранду и, сгрузив с хромоногого стола увечные стулья, первый раз за столько-то времени присел в человеческой позе.
ЭкзИм вырос перед ним прямо из тарелки с салатом.
— Вовсе даже недурно, — произнес он, отсаживаясь на соседний стул. — Вы отлично соображаете в нештатных ситуациях.
— И это всё? — пережевывая дряблые огурцы, удивился Ард.
— Отчего же, я могу похвалить и шире. А что вы хотите услышать?
— А вот хочу услышать, что произойдет с хрономодулем «кабинет»? — хитро прищурился Арольд.
— О-о, — покачал головой ЭкзИм, — вопросы-то вы все задаете не по теме. Могу лишь сообщить, что в Книге Судеб это отдельная глава, так, по-моему, и называется: «Кабинет… не то 27… не то 28». Да, вообще, забыли б вы о своих модулях. — И тотчас, оказавшись близко-близко, осведомился вкрадчиво: — Листаем дальше? Еще пара страничек, и в городе начали происходить события.
В городе начали происходить события. Под старыми лозунгами теперь выступали новые герои, и дикторши с телеэкранов в портовых кафе зачитывали тексты их официальных сообщений с какими-то шкодливенькими ухмылочками, а репортажи с мест стали напоминать фронтовые сводки. На тротуарах и фасадах домов по ночам появлялись нарисованные краской призывы аполитичного содержания, в газетах же замелькало виляющее словосочетание «безответственные элементы», которое после введения комендантского часа мигом ужалось до короткого, как приговор, словечка «экстремисты». Дожди сделались редкостью, зато участились пожары, причем загадочно горел, главным образом, войсковой автотранспорт и, в основном, по ночам. Муниципальное Собрание самораспустилось, а всеми делами теперь заправляли старшие офицеры из Бюро Идеологической Чистоты и сугубо штатский Комитет Национального Согласия, прозванный портовыми шлюхами по каким-то своим профессиональным ассоциациям «КоНСоль». Ехидному народу термин понравился и был зачислен в разряд бранных, применимых к любому разговору — от политики до секса.
Ард загорел, обносился, оброс рыжеватой бородкой и жил, где придется. Правда, на побережье у него имелось несколько конспиративных шалашей, в которых, если лучшего не подворачивалось, он ночевал по очереди, но бессистемно. Долговременных знакомств не заводил, к происходящему приглядывался иронично. Грузчики в доках относились к нему снисходительно и иногда позволяли подзаработать. Кабацкая рвань уважала за постоянное наличие небольшой суммы денег и резко отрицательное отношение к представителям власти.
Весь день Ард без дела слонялся по усеянным отпускниками пляжам, с тоской ошивался у причалов с иностранными судами, пропадал в доках или пропахших тухлой рыбой пивных, а иной раз наведывался в город разнюхать обстановку и заночевать на даче у Самого. Сам остался не у дел, сидел сиднем, но, похоже, не бедствовал — пропивал нос в своей винной коллекции и ругал комитетчиков из «КоНСоли» за прогрессирующий идиотизм. «УХиМПи» его бесславно закрыли, документацию опечатали, а Самого едва не упекли под трибунал за сомнительные эксперименты над временем. Кстати, как он сознался, Арольд шел по той же статье, только в качестве главного пособника в преступных злоупотреблениях хрономатерией. Но пособник вовремя скрылся, вину за погибшие экипажи десантных модулей свалили на него, а старые связи ушли Самого на пенсию.