– Ни слова больше! Ради Бога, ни слова!
Нет, это было что-то невероятное, захватывающее, безумное. Сергей Петрович возвращался домой, как пьяный, пьяный от счастья. Было уже темно, и он кому-то погрозил кулаком, а потом расхохотался.
– Я схожу с ума, – мелькнуло у него в голове. – Э, все равно…
Ему показалось, что кто-то хохочет другой, и дрожь пробежала у него по спине. Потом он остановился, зажег спичку и посмотрел на спрятанный в часах талисман. Да, они, эти волосы, составляли частичку ее еще утром, а теперь принадлежат ему. Глупое слово: принадлежат… И он еще мог сомневаться?
Счастье идет быстрыми шагами, и Сергей Петрович не замечал, как летели дни за днями. Ему даже хотелось крикнуть солнцу: остановись! А глупая планета – земля продолжала вертеться, как громадный клубок, наматывавший на себя часы, дни, недели, месяцы, годы; сердце билось, приближая каждым новым ударом к небытию. Как вообще велико и мало в одно и то же время счастье каждого человека!.. В самый разгар счастья Сергея Петровича наступил роковой момент переезда с дачи. Да, всему свое время и всему свой конец. У него сжалось сердце от предчувствия чего-то недоброго, что ждало его там, впереди. И чего бы он ни дал, чтобы остаться на даче навсегда, до самой смерти. Для чего, в самом деле, существуют эти дурацкие города и еще более дурацкий обычаи переезжать с дачи осенью.
– Мне жаль расставаться с нашей дачей, – заметила однажды Евгения Ивановна в присутствии мужа и посмотрела на Сергея Петровича такими глазами, которые были красноречивее всяких слов. – Здесь было так уютно, покойно…
– На тебя осенью обыкновенно нападает институтская сентиментальность, – довольно грубо ответил Антон Федорыч. – Я, например, с удовольствием еду на дачу и с удовольствием еду с дачи… Всякая перемена уже сама по себе составляет цель. Не правда ли, дорогой друг?
– О, да… т. е. я не могу согласиться.
Между Антоном Федорычем и Сергеям Петровичем установились какие-то странные отношения, начиная с того, что они взаимно старались избегать друг друга. Открытой причины для этого не было, а все выходило как-то так, само собой.
Сергей Петрович жил на Моховой. У него была великолепная квартира, какие устраивают себе богатые холостяки. Первым делом он устроил очищение этой квартиры, какое произвел у себя на даче; все фривольного содержания картины были убраны, та же участь постигла двух Венер, пикантные, терракоты, китайскую запретную бронзу, кипсеки с игривыми рисунками. Одним словом, произведен был полный разгром, потому что впереди предвиделась возможность, что сама богиня удостоит своим посещением эту холостую обитель. По пути Сергей Петрович подтянул свою экономку и горничную, а затем, уже неизвестно для чего, нанял себе «человека», которому решительно нечего было делать в доме.
– Ты у меня смотри… – довольно строго внушал барин.
– Слушаю-с.
Все оно как-то солиднее, когда дверь будет отворять не горничная, а «человек».
Чубарские жили на Николаевской. У них была совсем роскошная квартира, какую могут иметь люди с годовым бюджетом в двадцать тысяч. Правда, что оригинального во всей обстановке ничего не было, а просто была нагромождена заказная роскошь, как ее понимают мебельные магазины и обойщики. У Антона Федорыча совершенно не было вкуса к обстановке, а Евгения Ивановна относилась к ней равнодушно, – достаточно, если все прилично, как у других.
Когда Сергей Петрович явился к Чубарским с первым визитом, ему показалось, что Евгения Ивановна совсем не та, какой была на даче.
«Неужели все это, что было, только глупый дачный роман? – с ужасом подумал Сергей Петрович. – Впрочем, я делаюсь мнительным…»
Первое время он ужасно ревновал Евгению Ивановну к мужу, который как назло нарочно при нем позволял разные нежности. Все эти объятия мимоходом, случайные безешки и другие знаки супружеского внимания коробили Сергея Петровича, пока он не привык к ним, потому что видел, с каким отвращением принимала их Евгения Ивановна. Да, ко всему можно привыкнуть, особенно, когда другого выхода не оставалось.
– Какое у тебя странное лицо, дорогой друг, – удивлялся Антон Федорыч с затаенным ехидством. – Можно подумать, что ты влюблен. Говорят, что в этом положении люди глупеют; по крайней мере, это верно относительно меня. Вот спроси Женю, когда я ухаживал…