Антон, рефлекторно сохраняя недовольный вид, уселся и захлопнулся. Артем почти бегом обогнул капот, прыгнул на водительское место и резво сдал назад. «Аудюха», сильно дергаясь, в несколько приемов вылезла из щели и развернулась мордой в недальнюю слякотную перспективу Гусятникова.
— Будем надеяться, — пробормотал Артем, — никто нас не запомнил… Ты точно там ничего не трогал?..
Антон не ответил. В голове по-прежнему чавкала каша. Сыщик газанул, расшвыривая лужу, но почти сразу притормозил; у швейцарского посольства они свернули направо, бибикнули на шатнувшегося наперерез алкаша и вскоре уперлись в особняк с постом охраны и могучими звездами в чугунной ограде. Слева висел «кирпич», пришлось снова рулить направо, где торопящийся Артем чуть не раздавил какую-то копошащуюся свадьбу. Потом налево. Потом они выехали к Садовому кольцу.
— Ты че, следил за мной? — сформулировал наконец вопрос Антон.
— Что-то вроде…
— И давно?
— Помнишь, ты к этому Саше на работу три дня назад заходил? К Витькиному брату? Я ж тоже думал через Витьку Масарина найти. Но Витька свалил. Я туда, сюда, к брательнику его. Тот на звонки не отвечает, я к нему в офис — и бах: вы как раз из кабака выруливаете… Нетрудно было допереть, что́ тебе от него понадобилось…
— Кстати, ты не узнал, куда свалил Витька?
— Нет…
Антону пришло в голову, что Артем ведь не знает, что на самом деле предшествовало таинственному (с точки зрения несведущего большинства) Витькиному падению из окошка в минувшем августе. Он подумал, не сказать ли бритому, но вовремя пресек свой порыв.
— …Он же правда, по ходу, долбанутый, — пробормотал сыщик. — Может, суициднулся — теперь уже успешно?..
— Или просто сбежал из нашей убогой реальности?..
— Чего? — честно не понял Артем.
Антон не ответил.
— Погоди… — сообразил вдруг. — А как ты сейчас в подъезд попал? Там же код…
Артем хмыкнул бегло:
— По стертым кнопкам догадался.
Они гнали по Садовому в сторону Курского вокзала. Пересекли Покровку. Вскоре Артем крутанул под арку, осененную масштабной вывеской «Стоматология», выведшую в обширный двор с пустой детской площадкой и мокрыми деревянными скульптурами при входе на нее. «Ауди» скромно примостилась за какой-то «мыльницей». Сыщик заглушил движок, снял руки с баранки, но никуда вылезать не стал, а посмотрел на Антона:
— Так зачем ты его искал?
Тот перевел дух, собираясь с мыслями:
— Помнишь, тогда в Питере ты говорил, что слышал сплетни про Маса… мол, у него талант сдвигать людям крышу?..
— Ну?
— Ну так… — дернул себя за нос, — на самом деле все еще интересней… Ты в курсе, что его, Маса, по этому поводу еще люди ищут? Тут, в Москве?
— Какие люди?
Антон рассказал вкратце про Никешу и Марата. С упоминанием индивидуальной шизы каждого. Бритый хмурился, но не перебивал. В соответствии с хронологической последовательностью, Антон изложил ход своих поисков.
— Ну так, а зачем ты все это делал? — чуть наклонил голову Артем.
— Чтобы проверить свою теорию…
— Какую?
— Что у Маса и правда талант… был… Только другой. Он будил в людях их собственные таланты.
Артем смерил его деловитым, без выражения, взглядом — так гопота оглядывает тебя на улице, прикидывая, стоит ли докапываться.
— Какие таланты?
— О которых мы сами не знаем. Или не хотим знать. Или догадываемся, но боимся отдавать себе отчет. И Мас… он даже не то чтобы будил их, я думаю… У него выходило ставить человека, скорее всего, совершенно того не желая, перед фактом наличия такого дара… И человеку было уже от этого не отмахнуться… Марат, про которого я говорил, — он же долго пытался закрыть на свою способность глаза… А потом встретил Маса в ноябре, в Египте… и все началось по новой…
— Да он просто двинутый…
— Не знаю, не психиатр. Но с человеком, у которого, например, абсолютная память, я знаком лично.
— И что? — Артем достал мятую сигаретную пачку, заглянул в нее.
— А то, что это один из самых мрачных и нелюдимых типов, которых я видел в жизни… — Антон сделал просительный жест. Вытянул предпоследнюю «явину».
— Почему? — Бритый резко дунул в пачку, отчего единственная сигарета выстрелила ему в рот.
— А ты представляешь, что это такое: не уметь забывать? Ничего? Ни про кого? — Антон нагнулся к зажигалке, глядя исподлобья. — Ты же в курсе: плохое забывается быстрее, чем хорошее. Это естественный психологический механизм, облегчающий нам жизнь. Да вообще делающий ее возможной… И если ты не совсем уже злопамятный вредный му…к, то мелкие гадости, что сделали тебе другие, ты тоже обычно забываешь. Собственные мелкие обиды на других. Просто что-то плохое про них. Да и про себя… Ведь только так можно жить с людьми, с собой самим. А если помнить ВСЁ — волей-неволей? Любую мерзость про любого человека? Про любого, с кем имеешь дело, про любого близкого тебе… Про себя, опять-таки… — Он вслед за Артемом приспустил окно со своей стороны. — Естественно, ты превращаешься в человеконенавистника, не выносящего ни собственного общества, ни чужого!