— По Пенелопе? Она была приятной.
— Она была очень душевной. Я отдыхал только с ней и с тобой, забывал обо всем, успокаивался, — улыбнулся Виктор.
— Но я не понимаю, как нам может это все помочь, — мрачно сказала я.
— Ты ищещь там ответы на свои вопросы. Ответом в тетради нет, но там есть законы и принципы, по которым работает пограничье, они-то нам и помогут, — философски заметил Виктор.
— Исходя из вышеописанного Серцет настолько силен, что созздает пограничье, не входя в него. И ему понадобился вход, чтобы войти и сделать-таки то, что он задумал, — рассуждала я.
— Может быть и так. Вопос есть и важнее. Зачем ему убивать ван Чеха? Может, он это не специально, просто доктор оказался хорошим прототипом для его произведения и герой должен умереть. Сила его настолько велика, что действие романа происходит в пограничье, ты за этим наблюдаешь, а он и знать не знает. Кстати, он управляет пограничьем через бумагу. Его писательская сила может быть так велика, что заставляет пограничье дергаться. Все психи в пограничье, пенелопа об этом упоминает! — осенило Виктора.
— Зачем убивать ван Чеха… я не понимаю.
— Может быть, он и не хочет никого убивать!
— А если хочет?
— Ты не можешь этого знать, пока он сам не принался.
— Пойдем спросим.
— Здравствуйте, господин дер Гертхе, ачем вы хотите убить доктора?! — кривлялся Виктор.
— Туше, — мрачно пробормотала я.
— Пора идти к доктору, — резюмировал Виктор.
— Зачем?
— Будем его красть. Потому что как иначе. Он же сам сказал, что не может стоять и ходить нормально. Ты невнимательна сегодня, — прищурился Виктор, — Расслабься, радость моя, все будет хорошо.
— Зачем ему туда лезть? — всем существом я была против этой затеи.
— Затем, солнышко, затем, — уклончиво ответил Виктор, подталкивая меня к двери.
— Зачем "затем"?! — недоумевала я.
— А я откуда знаю?! Надо, значит, надо, и вообще приказы не обсуждаются.
— Ты же никогда не служил!
— Перестань цепляться к моему темному прошлому, — фыркнул Виктор и потащил меня к отделению реанимации.
Доктор уже ждал нас у окна. Он, схватившись за подоконник, тревожно всматривался в темноту. Мы быстро прошуршали по песку дорожи и остановились напротив него. В свете тусклого фонаря доктор выглядел слегка желтым лицом. Однако, его профиль четко вырисовывался на фоне темной палаты. Черные кудри слегка колыхал ветерок, доктор был романтичен и бледен, глаза его сверкали в темноте самостоятельно, без всяких там фонарей.
— Заждался, — отрывисто сказал доктор, и полез на подоконник. Он едва не нырнул злополучной, кудрявой своей головой вниз, но удачно полетел прямо на Виктора, тот подхватил его. Оба они упали на дорожку.
— Смягчил удар, спасибо, — откомментировал тихо доктор, поднимаясь и протягивая Виктору руку.
— Обращайтесь, — кратко ответил Виктор.
Я заметила, какими деловыми вдруг оба они стали, словно думали об одном и том же общем деле, хотя доктор нам своих планов еще не излагал.
— Ну, и что тут у нас происходит? — заспанный, но очень суровый доктор, выглянул в окно.
— Ну, ты сам видишь, — в тон ему ответил ван Чех.
— Валя, тебя проще расстрелять, чем вылечить, — вяло рассудил врач, — Учти, я окно на ночь закрою изнутри, и не пущу через дверь. Обратно влезай, как хочешь.
— Я же Шредингеровский, — подмигнул ему ван Чех.
— Дурак ты! — махнул рукой врач и закрыл окно.
Мы быстро пошли по песку дорожки вперед, ван Чех опирался на Виктора и жаловался, что его нещадно мутит. Я не чувствовала ног, словно летела над землей. Что-то важное случится, ужасно важное, неизвестность хуже каторги.
— Доктор, а что мы все-таки будем делать?
— Не знаю, но я точно знаю, чего мы пока еще не будем делать.
— Чего? — решила уточнить я, ожидая, что нарвусь.
— Детей, — отрывисто бросил ван Чех.
— Детей это кого, а спросила "чего"!
— Бри, что ты такая умная?! — взвился ван Чех.
— Господи, господи, — проворчала я.
Мы с Виктором рванули к лифту.
— С ума сошли? За мной, — шикнул на нас ван Чех. Мы прокрались к черной лестнице, доктор навалился на дверь, в ней что-то щелкнуло, и она распахнулась. Неловко он ввалился в коридорчик. Перепрыгивая по одной или две ступеньки, мы неслись вверх, как ошпаренные. Перед дверью на этаж ван Чеху стало дурно. Он еще больше побледнел, оперся на дверь, никак не мог продышаться, на лбу крупными горошинами выступил пот.
— Черт бы ее побрал вместе с битой, — прорычал доктор и распахнул дверь на этаж.