— Что происходит?! За каким ражном вы вперлись в мой роман?! — бесновался Серцет. Он не мог почему-то к нам подойти, потому бесновался издалека.
— За что вы хотели убить доктора? — спросила я.
Виктор дернул меня, как одергивают детей или мужей, но я только несильно ответила ему локотком в живот, чтобы не мешал.
— За то, что! — высокомерно ответил бывший бухгалтер, — как он обращался с нами? Издевался, постоянно шутил над нами, больными. И еще он убил Пенелопу.
— А мы разве были знакомы? — мягко убивилась Пенелопа.
— Нет. Но я следил за вами, я был знаком с вашим мужем. Я любил вас сильней, чем все эти дурачки, а он убил вас.
— Но я жива, — улыбнулась Пенелопа, — не важно где и как, но я жива. Я и не умерла бы до конца. Кто проник в пограничье — никогда не умрет. Жаль я не могла сказать об этом ни вам, ни Октео, ни моему мужу.
Где же вы все-таки видели меня и как проникли сюда?
— Я видел вас, однажды, на корпоративе, когда вы приходили с мужем. Я тогда не походил к вам, вы не заметили бы меня. Я был дружен с вашим мужем и до того. Когда же я увидел вас, то полюбил, и потом узнал от мужа о вашем сумасшествии и о смерти. Я сразу понял, что он вас убил, — кричал Серцет, показывая пальцем на ван Чеха, — тогда я притворился больным. Я стал много читать книг, чтобы притвориться больным. И проник в больницу.
— Если ты псих, то и притворяться не следовало, — хмыкнул Виктор. Я посмотрела на него. Если бы он не держал меня, то, наверняка, уже душил бы Серцета. Бухгалтер метнул в Виктора ненавидящий взгляд и продолжил:
— Я нашел ваши записи. Фантазия с литературой была придумана случайно, но, как я угадал. И когда милая девочка стала предлагать мне написать роман, я для приличия поломался и начал писать. Фобия моя возникла и была, лишь от того, что я боялся, что не выйдет. Но вышло.
Я не мог уйти в пограничье, но благодаря тетради, я нашел и картину, и ключ к ней.
— Как вы нашли тетрадь? — голос ван Чеха был слабый, но гулкий.
— Рылся в ваших вещах, а потом вы как-то забыли ее на столе, мне хватило ночи, чтобы прочитать ее.
— А про картину как догадались? — спросила я.
— Я был наслышан о больном, который рисовал картины, и больные, действительно больные, те, кто был уже наполовину в пограничье рассказывали о том, что за ним пришли из картины. Я видел картину у Аглаи, я сомневался. Но реакция ее мне все объяснила, она очень боялась, что я смогу войти в картину.
— Вы — безумец! — тихо сказала Пенелопа, — С самого начала были безумцем, но надо сказать, очень изворотливым.
Серцет побледнел.
— Но я… я… я же…
— Октео не был ни в чем виноват. У моей смерти иные причины, и если бы вы хорошо и внимательно читали, вы бы это поняли, — спокойно и напевно говорила Пенелопа.
Серцет из перепуганного вдруг превратился в разъяренного. Он начал увеличиваться в размерах.
— Почему все, что здесь есть злого, всегда такое огромное? — задался вопросом ван Чех.
— Надо уходить, Октео, — тревожно проговорила Пенелопа.
— А смысл? Он прикончит его и прикончит меня, — философски сказал ван Чех.
— Ну, это мы посмотрим, — высокомерно заметила Британия, появившаяся из ниоткуда. Она постоянно двоилась и дрожала. Ван Чех посмотрел на нее с удивлением, Пенелопа ласково улыбнулась и принялась ее разглядывать.
— Ох, девочки, а вы откуда? Почему не по палатам? — с легкой издевкой спросил ван Чех, с интересом рассматривая, как появляются изниоткуда Аглая и Маус.
— Уходите все, — прорычал Серцет, — Я нихочу никому вреда, просто оставьте мне доктора, чтобы я мог прикончить его. Как он прикончил ее. Черт с вами, Пенелопа, не хотите, чтобы я любил вас, катитесь к дьяволу. Но Он убил вас, знал, что будет если убьет Кукбару, и все равно убил.
— Успокойтесь, Серцет, — просила мягко Пенелопа.
— Катитесь к черту! — прорычал он.
— Не хамите, — окончательно озлобился ван Чех. Я никогда не видела доктора злым. Раздраженным, уставшим, даже плачущим, но не злым. Тут же я поняла, что никогда не видела его очень пьяным. Злой ван Чех ничем не отличался от обычного, но глаза его вдруг стали синими, атмосфера почти за искрилась вокруг него.
— Отдай мне двойника!
— Ага, прям сейчас, — усмехнулся ван Чех.
Серцет взвыл. Он не мог подойти к нам. Но уже вполне мог дотянуться до нас и прихлопнуть доктора.
— Я старался, я воссоздавал вас. Я развил свои способности до максимума, чтобы отомстить. Я хочу вас убить!