Если мои амбиции кажутся вам наивными, постарайтесь принять во внимание, что тогда я не мог еще осознать истинные масштабы и конечное назначение нежданно свалившейся на меня способности, а потому продолжал мыслить в категориях своего узкого мирка.
Неделю спустя, в день, когда истекал срок всех четырех приговоров, а значит – следовало с минуты на минуту ждать вызова в правление, я невозмутимо сидел в своем кабинете, размышляя о бренности и быстротечности человеческой жизни. Как нетрудно понять, известие о четырех смертях, последовавших вследствие серии автомобильных катастроф, ввергло персонал в полное оцепенение, что дополнительно выставило меня в благоприятном свете, как единственного, сумевшего сохранить хладнокровие.
К моему вящему изумлению, на следующий день я вместе с остальными сотрудниками получил месячный оклад – как недвусмысленное предупреждение о предстоящем увольнении. Потрясенный и ошеломленный – в первый момент я даже подумал, что мои действия перестали быть тайной, – я бросился к председателю с бурными протестами, однако получил заверения, что, хотя моя работа и заслуживает самых высших похвал, фирма не может более поддерживать себя как жизнеспособную структурную единицу и вынуждена самоликвидироваться.
Фарс, чистейшей воды фарс! Какая-то карикатура на справедливое возмездие. Тем утром, навсегда покидая фирму, я окончательно понял, что должен применять свою силу твердо и безжалостно. Нерешительность, угрызения совести, опасение причинить чрезмерный вред – все эти сладкие слюни не приносят никому никакой пользы, но лишь делают меня легкой жертвой жестокой и своенравной судьбы. Впредь я отброшу всякую скрупулезность, стану дерзким и безжалостным. А еще – нельзя медлить. Моя сила может сойти на нет, оставив меня беззащитным, в положении даже менее благоприятном, чем прежде, до ее проявления.
Для начала требовалось выявить пределы и ограничения этой силы. Следующую неделю я посвятил серии экспериментов, должных установить ее возможности, постепенно наращивая масштабы убийств.
Так уж случилось, что мое обиталище находилось прямо под одной из главных авиационных линий, ведущих в наш город; аэропланы пролетают над моей головой на высоте двухсот-трехсот футов. Многие годы я страдал от выматывающего нервы рева воздушных лайнеров, стартующих с двухминутными интервалами, этот рев сотрясал стены и потолок, спутывал мысли. Я достал свой блокнот; представлялся благоприятный случай совместить исследование с возмездием.
Вы задаетесь вопросом, не испытывал ли я угрызений совести, когда, сутки спустя, семьдесят шесть неизвестных мне людей камнем из пращи прочертили закатное небо, устремляясь в объятия смерти? Неужели во мне не шевельнулось сострадание к их родственникам, не зародились сомнения в разумности столь безрассудного применения моей власти?
Нет! – отвечу я. Далекий от безрассудства, я осуществлял эксперимент, жизненно важный для расширения сферы упомянутой власти.
Я решил действовать еще решительнее. Я родился в Стретчфорде, этот жалкий трущобный городишко буквально выбивался из сил в неустанных стараниях искалечить меня телесно и духовно. Наконец-то он сможет оправдать свое существование, став полигоном для установления действенности моей власти на обширных территориях.
Достав свой блокнот, я написал в нем кратко и просто:
Все обитатели Стретчфорда умерли завтра в полдень.
С утра пораньше я сходил в магазин и приобрел радиоприемник. Я просидел за ним весь день напролет в терпеливом ожидании неизбежного. Еще секунда, и в мирную вечернюю программу врежется первый потрясенный репортаж об устрашающем бедствии, постигшем Центральные графства.
Как ни странно, ничего подобного не произошло! Я был ошеломлен, мысли путались, казалось, еще немного – и я сойду с ума. Неужели моя способность сошла на нет, исчезла столь же быстро и неожиданно, как раньше – возникла?
А может, государственные власти запретили любое упоминание о разразившейся катастрофе, страшась всеобщей истерии?
Я тут же сел на поезд и поехал в Стретчфорд.
Сойдя на станции, я провел осторожный опрос и был заверен, что город существует, как и встарь. Но не являлись ли мои информанты участниками всеохватного заговора молчания, организованного правительством? Может статься, власти успели установить, что в бедствии замешана некая чудовищная сущность и предусмотрительно расставили на нее капканы?
Однако в городе не замечалось никаких разрушений, на улицах царила всегдашняя суматоха, над закоптелыми крышами плыли дымы бессчетных заводов.
Я вернулся домой уже к ночи и столкнулся на пороге с хозяйкой, которая тут же стала докучать мне болтовней о квартплате. Кое-как убедив ее потерпеть до завтра, я быстренько извлек из сейфа блокнот и вынес настырной старухе смертный приговор, отчаянно надеясь, что способность не совсем еще меня покинула.
И как же возликовал я наутро, какая ноша спала с моих плеч, когда на ступеньках лестницы нашли труп старухи, скончавшейся от апоплексического удара.
Значит, моя власть остается со мной!
Течение последующих недель мало-помалу раскрыло основные ее черты и особенности. Во-первых, я установил, что она действует лишь в разумных пределах. Теоретически единомоментная смерть всего населения Стретчфорда могла воспоследовать в результате единомоментного же взрыва нескольких водородных бомб. Однако таковое событие лежит почти за границей возможного (пустопорожняя болтовня наших военных руководителей не заслуживает ничего, кроме смеха), вот почему мое задание так и не было выполнено.
Во-вторых, моя власть строго ограничивается вынесением смертных приговоров. Я многократно пытался воздействовать (можете назвать это «предсказание») на рынок ценных бумаг, на результаты скачек и на поведение своих новых работодателей – и все впустую.