Потому что мать девочки, не дождавшись «скорой», взяла дочку на руки — ей и котлован не помеха — и помчалась в детскую поликлинику. Но пока подошла очередь, девочка так потяжелела, что ее сразу положили в больницу. Вызвали из области реанимационную бригаду, девочку увезли в областную больницу, где она вечером умерла.
Случай этот будет разбирать лечебно-контрольная комиссия, это само собой, но мать девочки хочет подать в суд на доктора, который не поехал на вызов.
— Не понимаю, Татьяна Федоровна — толковый педиатр. Мы четыре года в одной смене проработали. Ничего подобного никогда не было, — не мог поверить я.
— Я думаю, она спешила в город к последней электричке перед перерывом.
— Дичь какая-то. Не обслужить вызов — не понимаю. Не было прежде такого.
— А теперь у вас есть все, — и Людмила Владимировна ушла.
Пришла девочка снять электрокардиограмму, мы с ней знакомы не были, и я не стал смотреть свою ленту.
Мы с Надей на бездельные разговоры уже не отвлекались, она читала роман «Челюсти», а я с горечью думал о том, что вот пророк, который предполагает худшее, всегда почему-то прав.
Я ведь очень хотел ошибиться, предсказывая, что при алферовском руководстве неизбежны проколы. Но я не думал, что будет их столько и что ошибется Татьяна Федоровна. Не поехать на вызов — год назад такое было невозможно. Непрофессионализм начальника невольно рождает непрофессионализм у подчиненного. И вот какие платы! Непрофессионализм на швейной фабрике рождает платья-уродцы. Но они будут висеть нераспроданными и только. За наш непрофессионализм горчайшие платы.
Я даже не мог представить, как будет оправдываться Татьяна Федоровна, оправданий нет. Затмение нашло, бес попутал — единственное оправдание. Нет, у этого беса есть имя — Алферов. И самое горькое: ведь проколы на этом не кончатся, и опять платы и платы.
Тут вошла Людмила Владимировна. Лицо ее сияло, глаза стали вовсе васильковыми.
— Я хочу посоветоваться с вами, Всеволод Сергеевич, — сказала она как-то загадочно, глазами приглашая Надю принять участие в нашем разговоре. — Вот если вчера на кардиограмме был инфаркт, а сегодня его нет, о чем бы вы подумали?
— О том, что девушка спешила домой и перепутала ленты.
— А если ошибки нет?
— Я бы подумал, что у больного не инфаркт, а стенокардия Принцметала.
— И вы будете правы, — торжественно сказала Людмила Владимировна.
— Нет инфаркта? — с робкой надеждой спросила моя бедная жена.
— Нет, Надя, нет.
Тогда Надя отошла к окну, какое-то время молча смотрела во двор, а потом горько, даже и с истерическим надсадом разрыдалась.
— Ну, ну, Надя, ну, милая, — говорила ей Людмила Владимировна, — из двух зол нормальные люди выбирают меньшее.
Профессионалы, мы понимали, что и эта стенокардия — тоже не подарок, да для сорокатрехлетнего мужика, которому, кстати, до пенсии еще пахать и пахать, а уже первые звоночки, да еще какие, доложу я, звоночки, эта стенокардия, канальство, имеет склонность к повторению, и жить с такой угрозой — тоже, конечно же, не сплошной мед, эта стенокардия обязательно перейдет в инфаркт. Все лишь вопрос времени. Сколько? Год? Пять? Никак не больше…
Но эти угрозы — будущее, а живем мы в настоящем — вот, к месту! — мы жить не в будущем хотим, а в настоящем, и потому не спим, чтоб не проспать рассвет. Будущее — оно вон где, за каким еще дальним поворотом, а настоящее, оно рядом, и потому понятны рыдания моей жены — о, бедная моя жена, о чем ты горько плачешь? Не нужно в текущий момент трепетать, что муж сделает неверное движение, и сердце его расползется, не нужно пытаться удерживать выскальзывающую его жизнь — в ближайшее мгновение она не выскользнет.
Надя молча склонилась и поцеловала меня в лоб, так поздравляя.
— Исходя из этих новостей, каковы мои планы? — спросил я.
— Надо подлечить вас, — ответила Людмила Владимировна. — Подержим недельки три. Как всех.
— Это всего лучше, как всех. Но вставать я могу?
— А береженого бог бережет?
— Обожаю поговорки. «Не пей воду из колодца — пригодится плюнуть». Надю мы, пожалуй, отпустим к страждущим?
— Да, Надя, иди домой и выспись, — сказала Людмила Владимировна и вышла из палаты.
— Да, Надя, иди. Вечерком подошлешь ко мне Павлика. Может прийти Андрей.
— Вчера приходил. Я запретила навещать тебя. Ты спал. Было не до него.
— Но сейчас мне как раз до него.
— Он написал хорошую повесть?
— Нет, плохую.
— Ты скажешь правду?
— Это уж обязательно.