Должно быть, сегодня и правда был мой день, потому что бодрый голос на том конце провода произнес:
– Монастырский? Это вы только что отправили отрывок из книги… как же ее?
– «Оккупанты». Да, я это я, – отчетливо проговорил я, обливаясь потом.
– Знаете, что я вам скажу? – Собеседник явно торопился. – У книги есть потенциал. Продолжать планируете?
– К-конечно, – запнулся я. – Я уже… ну то есть…
Здесь я сделал паузу и мысленно обругал себя за полнейший идиотизм.
– Вам повезло, молодой человек, – ответил мужчина. – План на ближайшие два года уже сформирован, но я сегодня последний день работаю – почему бы не дать вам шанс? Внесу вас в список на май, если, конечно, успеете закончить до первого октября.
Первое октября было чуть больше чем через два месяца! Смогу ли я закончить книгу так быстро?
– Я успею, – уверенно сказал я своему таинственному покровителю.
– Вот и отлично. – Собеседник хмыкнул. – Приезжайте в издательство часа в два. Подпишем договор, и получите аванс.
Мы попрощались, но я еще долго вслушивался в тишину в трубке. Неужели все это происходит со мной?
Аванс оправдал мои ожидания. Он не был большим, но это и понятно: кто поставит на новичка крупную сумму? И все же этих денег должно было хватить на два с половиной месяца приличного существования. Вопрос был в другом: хватит ли у меня запала довести до конца еще совсем сырую книгу? Что будет, если Марка убьют, и лавочка гениальных идей прикроется? Я старался не думать об этом. Сейчас у меня было главное – договор с издательством, эта мечта миллионов пишущих в стол графоманов, которую мне так легко подарила судьба. И я не должен был, нет – не имел права! – взять и профукать этот шанс.
Итак, цели были ясны, а приоритеты расставлены. Пора было смахнуть пыль с НОМАДа и узнать, как там дела у Марка.
На этот раз я четко представил его реальность, а также те ощущения, которые испытывал в теле мальчонки: легкость принятия решения, живость, любопытство, способность удивляться. Весь тот набор эмоций, доступный лишь в детстве и крайне редко – во взрослом возрасте. Несмотря на сложное положение, Марк был счастливым, и это состояние передавалось и мне.
Я не ошибся с миром. Скажу больше, с тех пор я никогда не ошибался, так как научился точно формулировать свои запросы. Случай с реальностью Прозака многому научил меня, в том числе и тому, что моя нынешняя жизнь далеко не так плоха, как мне иногда казалось. Я не ошибся с миром, но, обнаружив себя за ленточным конвейером, слегка удивился.
Несколько минут понадобилось мне, чтобы вспомнить «предыдущую серию». Ах, да, Марка отдали распределенным родителям. Значит, теперь он находился в свободном от внеземной оккупации городе и… собирал детальки?
Признаться, я испытал некое разочарование. Мое чутье, интегрированное с личностью Марка, подсказывало, что я тут не первый день. Как долго это продлится? Если я буду прозябать на заводе, какой прок от этого будет для книги? Где же пришельцы, где межпланетные конфликты? Я стоял и смотрел, как по ленте бегут железные болванки, а в душе мечтал, как тогда, убегать от смертоносных слизистых капель.
«Это не твоя жизнь, не забывай, Ян», – напомнил я себе. Безусловно, для мальчика было лучше оставаться в безопасном месте…
Удар в челюсть быстро вернул меня с небес на землю. В самом прямом смысле. Я упал на пол, ощущая реальную боль в черепе, доселе не тронутом ни одним кулаком в мире.
– Работай, беженец! – рявкнул ударивший меня худощавый паренек в кепке. На самом деле он употребил другое слово, нечто среднее между «вонючий раб» и «сбежавший от соседей таракан», но аналогов в ростовийском языке я не нашел.
Я лежал на полу совершенно растерянный, и лишь детальки на моем конвейере продолжали медленно ползти под завесу резиновых шторок.
Парень остановил ленту и рывком поднял меня с земли. Он был выше Марка на две головы и, судя по всему, пользовался авторитетом среди остальных: краем глаза я заметил обращенные на меня сочувственные взгляды.
– Переделай тут все, щенок! А то останешься без обеда, – процедил он мне в лицо. Вместо «щенка» он тоже употребил другое слово, но оно было настолько унизительным, что я снова не смог подобрать аналогов.
Понятно. Значит, Марк стал жертвой буллинга. Травли по топографическому признаку, если такое понятие вообще существует. Я встал за конвейер, понятия не имея, что мне нужно делать. Огляделся по сторонам: девочка в платочке, повязанном на манер банданы, ловко брала одну болванку с ленты и проверяла ее пригодность при помощи небольшого пистолета. Когда над деталькой загорался зеленый огонек, она клала ее обратно, и все повторялось по новой.
Заметив, что я смотрю на нее, девочка едва заметно улыбнулась и кивнула на ленту – мол, работай, а то опять отхватишь.
В цехе нас было человек двадцать, не меньше. Часть производства была автоматизирована: большие робо-руки делали то, что человеку было не под силу. Возле черного входа курили «деды», как я мысленно назвал их. Группа парней и девушек дерзкого вида, в числе которых, разумеется, был и тот самый тип, что ударил меня. Большинство работников были беженцами, за исключением той самой девочки и двух мальчишек моего возраста. Откуда я знал это? Это знал Марк; я лишь чувствовал своеобразный «запах гари», исходящий от беженцев. Переселенцы бежали от войны, из мест, где господствовали иные, и это наложило на них отпечаток.
За несколько сессий я освоился. Детали, которые мы, дети, собирали, были фрагментами летательных аппаратов, которые Югорыча (так назывался свободный город) поставляла на фронт. Так что с натяжкой можно было сказать, что я тоже внес свой вклад в войну с оккупантами. В перерывах ребята пытались расспрашивать о том, как я выжил и оказался здесь, но я предпочитал отмалчиваться, и от меня вскоре отстали. Гнедас, тот самый местный «авторитет» больше не махал кулаками, но каждый раз, проходя мимо, окидывал меня презрительным взглядом.
– Мне кажется, или он меня за что-то ненавидит? – спросил я у Аги, девочки в косынке.
– Гнедас недолюбливает всех переселенцев, потому что они едят нашу еду и занимают место, предназначенное для нас, – честно ответила Ага. – Но ты прошел через огонь и воду и все равно не помер. Здесь все знают твою историю. Гнедас просто завидует.
«Как можно завидовать тому, что пережил Марк? – подумал я. – И все-таки мне повезло с воплощением. А то мог оказаться каким-нибудь Гнедасом».
***
Шли недели, но ничего не менялось. Я работал на заводе, иногда болтал с Агой, которой явно нравился, а втайне мечтал, чтобы пришельцы добрались и до Югорычи, ибо время, отпущенное мне на книгу, неумолимо истекало.
К своему позору, я не мог сочинить достойного продолжения. Все идеи, которые я испробовал, были либо избиты, либо не вписывались в общую картину описанной вселенной. Марк Гугения не был тем самым архетипическим героем, который объединяет вокруг себя армию сопротивления. Не был он и героем-любовником в силу своего возраста. Все то грандиозное, что он мог сделать в рамках книги Яна Монастырского, – это по-стахановски закончить годовую норму деталек за несколько месяцев.
Я начал относится к своей работе халатно, и Гнедас снова докопался до меня, на этот раз вместе со своими друзьями. Его речь изобиловала местным сленгом, поэтому моему мозгу приходилось проделывать огромную работу, чтобы переводить то, что он говорит. Я тормозил, и Гнедас бесился еще сильнее.
– Эй, рыбешка! – кричал он, всякий раз завидев меня. Оказалось, что фамилия Марка переводится, как «рыба». – Не хочешь немного поплавать?