При последних словах кастелян также не смог сдержать улыбки.
Вдали послышался бой колокола. Княгиня посмотрела вверх – с запада надвигалась тёмная туча.
– Наверно, скоро опять будет дождь. Какой холодный май. Надо возвращаться.
Обратный путь спутники не проронили ни слова. Лишь у ворот княгиня нарушила молчание.
– В последнее время я всё чаще ловлю себя на мысли, что наш век близится к концу. Я чувствую это. Мне известно, что мой брат плох, да и я, если переживу его, то ненадолго. Что будет после нас – даже не хочу об этом думать. Речи Посполитой нужна твёрдая рука, способная удержать своевольную шляхту в повиновении. Я такой не знаю. Может быть, гетман Яблоновский? Но его власть никогда не признает Литва, и прежде всего Сапега. Помяните моё слово – литовский гетман будет отстаивать права любого кандидата, лишь бы не Пяста. Панство вновь будет кричать о своих вольностях. Всё закончится домовой войной.
– Вы смотрите на будущее слишком мрачно.
– Я бы очень хотела ошибиться, – княгиня покачала головой. – Но я знаю, о чём говорю. Я видела два бескоролевья и была свидетелем рокоша князя Любомирского. Речь Посполиту от гибели спасло только чудо. Но в очередной раз чудо может не повториться.
Кивнув пани Эльжбете, княгиня удалилась.
Славута после некоторого размышления направился в караульную, где его взгляд привлекла огромная дубовая бочка.
Кивком головы кастелян подозвал Януша.
– Откуда?
– Прибыла с обозом вина. Когда вы были на погосте.
– Кто принимал?
– Гротовский принимал со мной. Въехали во двор, пересчитали. Потом кликнули людей. Одна оказалась пустой.
– Эта?
– Да, эта. Не знаем, куда деть. Может, на дрова пустить?
– Хороший дуб, – кастелян со всех сторон осмотрел бочку, заглянул внутрь – в ней свободно мог бы поместиться человек. – Она ещё послужит. Поставь в подвал. Какие происшествия?
– Ничего не произошло.
– Хорошо. Если понадоблюсь, я буду в библиотеке.
По крутой винтовой лестнице кастелян поднялся в полутёмный зал библиотеке, где зажёг свечи и вновь разложил перед собой чистые листы бумаги. В последнее время он словно поставил перед собой цель – во что бы то ни стало закончить своё повествование, и буквально стал одержим идеей излить на бумагу свои воспоминания. Кто будет их читать – это его не интересовало: он знал, он чувствовал что через десять, двадцать, пятьдесят лет, может быть – сто лет, его труд обязательно найдут и прочтут. И он, Владислав Славута, снова оживёт – в этих буквах, которые оставляла на бумаге его рука…
Нудно заныл затылок – очевидно, опять к непогоде. Кастелян ожесточённо потёр виски, стараясь прогнать недомогание, после чего вынул кремень, высек искру, взял трубку и закурил. Ароматный дым успокаивал, приятно туманил разум, отвлекая от насущных дел и забот.
Славута откинулся на спинку кресла, вынул из кармана монетку, подобранную несколько дней назад во дворе и поднёс тёмный кружок ближе к глазам – на лицевой стороне был выбит латинский девиз – “DAT PRETIVM SERVATA SALVS POTIORQ METALLO EST” [11], а в центре помещена монограмма “ICR” [12].
«Initium Calamitatis Regnum» [13] , – недобро усмехнулся кастелян. Действительно, эта маленькая монетка, наполовину серебряная, наполовину медная, едва не опрокинула величественное здание Республики обеих народов.
Весь семнадцатый век могущество Речи Посполитой клонилось к закату. После того, как ушёл в небытие последний Ягеллон, корону Казимира Великого успели примерить люди талантливые и посредственные, сильные и слабые, но любой элекционный король для шляхты и магнатов оставался лишь «первым среди равных». Любой шарачок считал себя равным магнату, каждый обыватель считал себя равным королю. С каждым элекционным сеймом центральная власть слабела, зато росла мощь магнатских группировок, пытавшихся подмять под себя политическую систему Речи Посполитой. Король всё больше попадал в зависимость от решений сеймов, сеймы же срывались голосом одного шляхтича.
Эта борьба, словно тяжёлая болезнь, подтачивала внешне ещё могучее тело Республики Обоих Народов. И в это тело рука безумного лекаря вместо лекарства влила в организм Речи Посполитой изрядную порцию яда. Внутренние неурядицы, бесконечные войны с Оттоманской Портой, Московией, Швецией вынудили короля Яна Казимира искать финансовые средства, которые бы позволили решить накопившиеся проблемы. Из всех способов последний Ваза выбран явно наихудшее – замену монет из серебра на деньги из меди. Подобно сорняку, медные деньги быстро вытеснили из обращения серебро – так Речь Посполита сделала ещё один шаг к пропасти – страну охватила анархия, разброд, смута.