В голубоватом свете полной Луны прорисовывались тёмные силуэты орудийных лафетов, доспехов, хоругвей. Однако постепенно на площадке стало темнеть – небо затягивала туча. Вдруг тихо заскрипела дальняя дверь, и в меркнущем лунном свете из-за угла появился белый силуэт, который спустя мгновение оказался напротив центральной полуколонны. В этот момент Луна полностью скрылась за тучей, и площадка погрузилась во тьму.
Раздался тихий скрежет – словно железом осторожно скребли по камню. Источник звука находился впереди на расстоянии нескольких аршинов. Староста вынул кинжал, который беззвучно выскользнул из ножен и привычно лёг в мозолистую ладонь. Пан Цехановецкий сделал шаг вперёд – шпоры тихо звякнули. В этот миг из зияющей чернотой пасти зала дохнуло опасностью – где-то очень близко щёлкнул взводимый курок пистоля. Тянуть больше было нельзя – Цехановецкий размахнулся и бросил нож в темноту. Почти одновременно грохнул выстрел, и староста почувствовал толчок в правое плечо. Спустя мгновение тело пронзила острая, обжигающая боль, что-то горячее потекло вниз по телу.
«Ранен», – мелькнула мысль. Пересиливая боль, староста вынул левой рукой саблю и, выставив её остриём вперёд, сделал несколько неуверенных шагов. Откуда-то уже звучали приглушённые голоса, кто-то кого-то звал. Неожиданно перед глазами всё поплыло, замелькали огни.
Сильные руки подхватили его за плечи и положили на пол.
– Где… она?.. – спросил Цехановецкий, удивившись, как хрипло и надрывно прозвучал собственный голос.
– Нету… Пропала… – словно сквозь вату, услышал он голос кастеляна, и провалился в чёрную бездну забытья.
Глава XIII. Логово гидры
Старосту в бесчувственном состоянии перенесли в покои третьего этажа, где Гольц перевязал ему рану. Узнав о случившемся, к раненому поспешила княгиня.
С момента последнего разговора судовой староста сильно изменился: его лицо было бледно, усы, по обыкновению закрученные вверх, сейчас беспомощно висели, под глазами темнели большие круги.
– Ясновельможная пани, простите, я не смог сдержать данного вам слова. Я упустил преступника, и остался жив.
– Пан Цехановецкий, вы вели себя, как подобает рыцарю, – Катажина села на стульчик. – Мне нужна не ваша гибель, а ваша помощь. Я высоко ценю всё, что вы сделали для меня этой ночью, и рассчитываю на вашу преданность и храбрость в будущем. А пока прошу принять от меня этот подарок, – княгиня подала старосте перстень с лалом.
– О пани, – старый шляхтич трясущейся рукой принял подарок и так расчувствовался, что зашмыгал носом. – О пани, я готов…
– Поправляйтесь, пан Цехановецкий. Я буду молиться о вашем скорейшем выздоровлении.
Едва княгиня вышла из комнаты, маска благодушия спала с её лица.
– Боюсь, старание пана Цехановецкого привело к обратному результату, – обратилась она к кастеляну. – Теперь наш таинственный гость едва ли покажет своё истинное лицо.
– Гостья, – хмуро поправил Славута. – Я опрошу всех, кто был посвящён в дело.
Вскоре из разрозненных фрагментов сложилась общая картина ночных событий. Некто неизвестный или неизвестная прошёл в башню с третьего уровня. Спустя несколько минут раздался выстрел, после чего дозорные бросились в зал, где обнаружили раненого старосту. Куда пропала тень, так и осталось невыясненным: она словно растаяла в полутёмном пространстве ночной залы.
Едва забрезжил рассвет, кастелян, держа ворох пожелтевших бумаг, прошёл в роковую залу. В нише, где находился в засаде Цехановецкий, виднелось размазанное кровавое пятно. Продолговатые капли тянулись к полуколонне, где было второе пятно, больших размеров. На расстоянии двух аршин от этого места виднелось третье пятно, но уже тёмно-бурого цвета – неделю назад здесь нашли тело несчастной Натальи.
Славута осмотрел окна, затем прошёл по периметру залы, затем вышел через дверь, ведущую в комнаты дворца и южную галерею, поднялся на третий уровень и, вернувшись обратно в оружейную, сел на пыльный барабан и ещё раз окинул рассеянным взглядом убранство комнаты.
Здесь были собраны все виды европейского оружия за последние четыре сотни лет. На стенах висели щиты: круглые рондаши, венгерские тарчи, германские павезы. В одну кучу были свалены чеканы, клевецы, перначи, булавы, бердыши, протазаны, кончары, эстоки, альшписы, панцербрехеры, палаши. Время и технический прогресс превратили оружие и амуницию прошлых веков в ненужный хлам, который ныне бесславно ржавел, сваленный в самой дальней комнате замка. Ткань, дерево, кожа, металл – все эти свидетели славных побед и горьких поражений, покрытие гарью пожарищ и пылью дорог, политые потом солдатским потом и вражеской кровью, лежали ныне, сваленные в кучу, побитые молью, поражённые тленом и изъеденные ржавчиной.