Впрочем, последующие события стали развиваться не по тому сценарию, на который рассчитывали в Варшаве – о факте тайных переговоров каким-то образом стало известно в Москве. В Батурин для проведения следствия был отправлен подьячий Михайлов. Малороссийский гетман, предупреждённый об опасности, заблаговременно уничтожил уличающие его бумаги и даже велел схватить польского эмиссара шляхтича Домарацкого, которого впоследствии сдал московитам вместе с посланием от львовского епископа, в котором Шумлянский сулил всевозможные привилегии, а также соблюдение всех прав казачества, буде гетман перейдёт в подданство Речи Посполитой. Мазепе удалось убедить царского посланника, что доносы на него являются происками врагов, связанных с ляхами. Заслушав доклад Михайлова, юный царь Пётр Алексеевич, совсем недавно в жестокой и бескомпромиссной схватке сваливший свою сестру-соперницу Софью Алексеевну, и потому остро нуждавшийся в политической поддержке, был вполне удовлетворён таким результатом расследования.
Варшава оказалась в двусмысленной ситуации: нужно было во что бы то ни стало, не теряя лица и не наводя тень на короля Яна Третьего, объяснить поведение Шумлянского. Впрочем, радные паны быстро нашли выход – Соломон был объявлен лжецом, оклеветавшим Яна III и Мазепу, а заодно обманувшим львовского епископа. Монах был брошен в тюрьму, а спустя год передан московитам. В Москве Соломона расстригли, после чего выдали головой гетману Мазепе – на расправу. Кто сообщил московитам о переговорах с Мазепой – об этом в Варшаве оставалось только гадать. Это знал только Славута…
Стук в дверь вернул кастеляна в настоящее время.
– Ксёндз Эдвард ожидает вас в каплице, – раздался из-за двери голос пани Эльжбеты.
– Благодарю, – Катажина поднялась с кресла. – Пан Славута, спасибо за всё, что вы сделали. Завтра предстоит непростой день, и мне опять понадобится ваша помощь. Поэтому постарайтесь хоть немного отдохнуть.
Опираясь на руку Эльжбеты, княгиня прошла в каплицу святого Христофора.
Преклонив колени, Катажина сотворила крёстное знамение.
– Святой отец, спасибо, что пришли ко мне в этот час.
– Мой прямой долг приходить ко всем страждущим
Княгиня поднялась с колен и подошла к фреске Страшного суда: гигантский скелет распростёр свои костлявые руки над морем огня, у ног его восседало чудовище, пожирающее людские тела. Справа люди падали с высокого обрыва, и их уносил огненный водоворот, а слева, подвергаемые различным пыткам, корчились тела грешников, среди которых была прикованная к позорному столбу женщина, терзаемая двумя чёрными демонами.
– Святой отец, расскажите мне… об этом…
Ксёндз бросил на княгиню быстрый взгляд.
– Удел каждого человека – в свой урочный час умереть и предстать перед судом Создателя, – произнёс он негромким ровным голосом. – Душа предстаёт в наготе, подобно тому, как выставляется на позорище нагим преступник. Каждый грех, каждое деяние, каждое праздное слово, каждый помысел выступит из своего тайного убежища. И по делам своим душа человеческая будет либо вознесена в обитель вечного блаженства, либо заключена в темницу чистилища, либо, стеная и плача, низвергнута вглубь преисподней, в смрадную тьму, обитель дьяволов и погибших душ, охваченную вечным пламенем… Пламя то не даёт света, но исторгает тьму, а также источает лишь смрад, которым и дышат погибшие души…
Катажина издала протяжный вздох-стон, и ксёндз умолк.
– В свой урочный час…
– Да, ваша милость, в свой урочный час, который никому не дано знать. Вся человеческая премудрость бессильна перед этой тайной, и нет в мире большей тщеты, чем пытаться предугадать его.
– Но если человек приговорён к казни, что определяет его урочный час?
– Приговор людской лишь исполняет приговор, вынесенный на Небесах, иначе и быть не может.
– А если вынесенный людьми приговор в силу каких-то причин невозможно привести в исполнение?
– Значит, таков помысел Небесный…
Катажина издала шумных вздох.
– Святой отец, как вы знаете, завтра… – она запнулась, посмотрела в окно, за которым уже розовело утреннее небо, – сегодня должна состояться казнь моей служанки. Святые мне свидетели – я не желала и не желаю пролития её крови, но принимаю решение суда. Но если вдруг по воле Небес казнь не состоится, то для меня это будет величайшим облегчением.