Остальные трое были лучшими из их отряда. Стивен, Аманда, Исса.
«Дворец» князька когда-то был домом главы общины – убогая грязная хижина чуть большего размера, чем те, что стояли вокруг. Несколько охранников с довольно неплохим вооружением патрулировали периметр деревеньки – десять человек, некоторые с приборами ночного видения. Каждый из пятерки карателей взял на себя двоих. Плевое дело. Пока ее цель смотрела в свои окуляры в одну сторону, Эн бесшумно подобралась сзади, быстрым движением перерезала глотку и убрала руку от рта трепыхающейся жертвы, когда он перестал издавать даже легкое бульканье. Эн облизнула кинжал, улыбнулась – горячая, чуть солоноватая кровь моментально вызвала легкую эйфорию, обострила инстинкты. Второй боец стоял метрах в пятнадцати. Она потянула время перед тем, что будет дальше: вдохнула холодный после захода солнца воздух, вбирая его запахи, прислушалась к человеку. Биение его сердца было четким, спокойным, Эн остановила его навсегда одним ударом так любимой ею джамбии.
Каратели, как тени, скользили из хижины в хижину. Согласно плану им нужно было пробраться к центру деревеньки – к главному хлеву, где жил князек под охраной особо приближенных бойцов. Прежде в деревне жило какое-то местное племя, Эн даже не поинтересовалась какое, но князек захватывал земли за землями. Страшно, кроваво, жестоко. В эту деревеньку его боевики пришли месяц назад, вырезав всех жителей. Почти всех. Несколько женщин были оставлены для увеселения самого князька и его солдат, а дети угнаны в рабство. Эн знала, что некоторые из них станут донорами для сильных мира сего, не спрашивающих, откуда взялись нужные им органы, другие примкнут либо к солдатам князька, либо будут проданы террористам, коим нет числа и которые так жаждут убивать во имя кем-то придуманных правил и идеалов. Эн усмехнулась этим мыслям. Кем-то… Иногда правила придумывались эрлом Годвином.
Эн вошла в первую хижину, огляделась. Семь бойцов спали вповалку, не раздеваясь. Вонь немытых тел, мочи, дерьма, грязи ударили ей в нос, заставив задержать дыхание и дернуться от отвращения. Она видела свалки, которые пахли лучше. «Надо быстрее заканчивать, пока я не задохнулась». Эн достала джамбию и пошла от одного человека к другому, нанося точные удары в сердце. В темноте пошевелился один из людей, сонно поднялся, подошел к выходу, отлил, не отходя от двери, начал застегивать штаны. Она перерезала ему горло, пока он возился с застежкой. Затем осторожно положила тело и пошла к следующей хижине. Все повторилось. В третьей хижине были женщины. Те, которых оставили на забаву. Их было четверо. Одна уже умерла, но так и лежала рядом с живыми уже несколько дней. В углу стояло полное ведро для естественных нужд. Смрад тут был сильнее, чем в других хижинах. Вонь боли, страха, ненависти, обреченности. Не то чтобы Эн трогали страдания людей, но даже она не понимала, зачем делать такое с подобными себе. Жестокость входила в ее планы только для дознаний, и Эн могла быть очень изобретательной, но жестокость просто так? В этом не было смысла.
Этих женщин насиловали и избивали не один день. Лица некоторых превратились в сплошной синяк. У одной была разбита челюсть. У другой началось загноение под кандалами, скорее всего, уже пошло заражение крови, она стонала и тряслась в духоте и вони своей тюрьмы. Эн приблизилась к ней. Лет 15, не больше. Лицо покрыто потом и грязью, глаза открыты, но вряд ли девочка что-то видела – она явно уже была ближе к смерти, чем к жизни. Лезвие легко вошло в сердце. «Больше никакой боли, никаких мучений». Эн почувствовала взгляд и движение смрадного воздуха. Ее прыжок был почти незаметным для человеческого взгляда. Она коленом прижала женщину к тряпкам под ней и заткнула ей рот ладонью, занесла джамбию, но остановилась. Жертва смотрела без страха, скорее с надеждой, она не сделала ни малейшего движения, чтобы освободиться, лишь чуть кивнула головой в другую сторону. Эн убрала руку. Женщина снова кивнула в сторону. Чуть дальше лежала истощенная, замученная девочка лет двенадцати, по ее телу проходили судороги, она еле слышно стонала. Эн видела запекшуюся на ногах ребенка кровь. Женщина что-то горячо, будто молясь, шептала на незнакомом языке и плакала, глядя на девочку, потом снова посмотрела на карателя умоляющим взглядом.