14. После победы
Ленинская гвардия была разгромлена и уничтожена. Победа сталинцев была полной.
Разумеется, и в дальнейшем продолжалась работа по совершенствованию процедуры пополнения номенклатуры и перемещения в ней. За это взялись сразу же после окончания войны. «В 1946 году была разработана и утверждена номенклатура должностей ЦК ВКП(б), — лаконично сообщает об этой деятельности многотомная "История КПСС”. — В работу с руководящими кадрами вносились плановость, систематическое изучение и проверка их политических и деловых качеств, обеспечивалось создание резерва для выдвижения и строгий порядок в назначении и освобождении номенклатурных работников. Расширялась номенклатура должностей ЦК компартий союзных республик, крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов»[162]. После XIX съезда КПСС — последнего, проходившего при Сталине, — «была уточнена номенклатура должностей, утверждаемых ЦК КПСС, ЦК компартий союзных республик, крайкомами и обкомами»[163].
Но все это были уже уточнения и дополнения. В целом же процесс рождения нового господствующего класса завершился. Номенклатура прочно взяла в свои руки власть в обществе.
После того, как цели ежовщины были достигнуты, Ежов был деликатно удален. Сначала его заместителем был назначен Берия, известный своей близостью к Сталину. Сам Ежов вдруг по совместительству стал наркомом водного транспорта. Ему и здесь было позволено еще пошуметь в связи с разрекламированным им методом стахановца Блиндмана. В декабре 1938 года Ежов был освобожден от обязанностей наркома внутренних дел, а потом, разумеется, и от поста наркома водного транспорта, после чего исчез бесследно. Из кругов НКВД был распущен слух, что он сошел с ума и сидит на цепи в сумасшедшем доме — любопытная самооценка организаторов ежовщины. О судьбе Ежова хранилось молчание, только в вышедшем при Хрущеве учебнике по истории КПСС было неопределенно сказано, что Ежов-де «понес заслуженное наказание». Лишь в 1988 г. стало известно, что он был расстрелян 1 апреля 1940 г.
Сделавшего свое дело мавра ликвидировали за ненадобностью. Но не подлежит сомнению, что ликвидация Ежова была осуществлена с непривычной мягкостью, можно сказать-нежностью. Не было ни проклятий в газетах, ни процессов с признаниями, ни обвинений в стремлении к реставрации капитализма, ни обычного сообщения о том, что приговор приведен в исполнение. Не было элементарных репрессий в отношении родственников, что неизменно сопутствовало аресту любого советского гражданина, не говоря уже о столь важной персоне. Родственники Ежова продолжали жить в Москве, они никогда не лишались московской прописки. Больше того: помню, как весной 1944 года я был глубоко поражен, когда, впервые придя в Наркомат просвещения РСФСР, увидел на двери табличку «А. И. Ежов» и узнал, что завотделом Наркомата — родной брат бывшего сталинского наркома. Он даже не был вычеркнут из номенклатуры!
Если сам Ежов был устранен так деликатно, то его приспешники вообще не пострадали, а некоторые быстро пошли в гору. Зам. Ежова Шкирятов был избран в члены ЦК ВКП(б) и вернулся на важный пост председателя Комиссии партийного контроля при ЦК. Вышинский был осыпан почестями: он стал членом ЦК, заместителем председателя Совнаркома СССР, министром иностранных дел СССР, академиком. Хрущеву пришлось преодолеть упорное молчаливое сопротивление партаппарата, чтобы исключить из партии Молотова, чья гнусная роль в ежовщине хорошо известна. Но беспартийный Молотов продолжал спокойно пользоваться всеми привилегиями, жил в огромной квартире в Доме правительства на улице Грановского и отдыхал в санатории Совета Министров СССР «Лесные дали». Сколько раз я встречал его в Ленинской библиотеке, в научном читальном зале № 1 — для академиков, профессоров и иностранных ученых, хотя кровавый старец не был ни ученым, ни иностранцем. В 1984 г. Молотова восстановили в партии.
Любовная мягкость аппарата к руководителям операции по истреблению ленинской гвардии сочеталась с непреклонной суровостью к погибшим.
Излишне говорить, что никто не вспомнил о провозглашенном Хрущевым на XXII съезде партии намерении воздвигнуть в Москве памятник жертвам сталинских репрессий. Какой там памятник! По предложению Л. И. Брежнева XXV съезд КПСС решил соорудить в Москве другой монумент — не тем уничтоженным в СССР коммунистам, а «героям международного коммунистического и рабочего движения, павшим от рук классового врага»[164].
В течение 50 лет заведомо фальшивые процессы 1936–1938 гг. так и не были пересмотрены. Советские историки находились в поистине трудном положении: были ли осужденные и их мнимые компаньоны фашистскими шпионами или нет? В СССР вообще не полагалось писать об этих процессах и о ежовщине: что писать?