— Слишком далеко не отходи, — крикнул он мне и улыбнулся. Я закатила глаза от недовольства.
Мои пальцы начали набирать заветные цифры номера Алекс. Почему именно Алекс? Ну, наверное, потому, что я ей очень сильно доверяла и могла рассказать все. И ещё одно — у нас с детства были некоторые слова-пароли, значение которых знали только мы с ней. Больше никто не поймёт.
— Алло, — послышался до боли знакомый голос.
— Алло, Алекс! — радостно, чуть ли не плача, воскликнула я.
— Мария, Мария, где ты? — кричала она так громко, что наверняка Эмир все слышал. Я даже не смотрела в его сторону, просто отвернулась. — Мария, где ты? Что с тобой случилось?! — продолжала кричать она. — Твой отец поднял всех на уши. Весь Стамбул ищет тебя.
— Алекс, — перебила я ее крики, — послушай меня сейчас внимательно. Не перебивай. Прошу, у меня мало времени.
— Хорошо, — со страхом в голосе сказала она, — я слушаю, Мари.
— Алекс, со мной все в порядке. Я жива и здорова. Не могу сейчас тебе ничего рассказать подробно. Прошу, не задавай вопросов, потому что не смогу тебе ответить на них. Лучше скажи, как мои родители и тетя с дядей.
— Мари, я сейчас в ужасе от твоих слов. Я поняла, что случилось что-то серьёзное. Хорошо, я не буду сейчас задавать вопросы. Послушай, Мари, мы все сходим с ума, ты в розыске, тебя ищет весь Стамбул. Твой отец подключил все связи, прошу, вернись, мы все сходим с ума без тебя. Мы думали, ты умерла или тебя похитили.
— Нет, Алекс, я жива. Скажи, как наш Пинкер? — Так звали кота Александры, и по совместительству пинкер — это был наш пароль, который знали только мы. Означало это тревогу. Мы придумали это, когда родители ругали нас за позднюю болтовню по телефону. Когда мы не спали ночью, это слово было как сигнал о том, что кто-то приближается или есть какие-то проблемы. Конечно, мы этим сто лет не пользовались, но я была уверена — она помнит.
— Я поняла, Мария, — в ее голосе заиграла ещё большая тревога.
— Алекс, мне пора идти. Прошу, скажи всем, что я в порядке и меня никто не удерживает силой. Я люблю тебя и ещё позвоню.
— Хорошо, Мари. Береги себя и, прошу, возвращайся скорее, я очень сильно люблю тебя.
Я положила трубку и ещё несколько секунд продолжала стоять спиной к Эмиру.
— Мария, — окликнул он меня.
Я повернулась и пошла к нему. Присела рядом и отдала телефон.
— Все в порядке?
— Да, — коротко ответила.
— Отлично, теперь давай покушай.
— Я не хочу есть, Эмир. Я хочу домой. Зачем я тебе? Ответь.
— Хорошо, видимо, пришло время обсудить нам этот вопрос. Я скажу тебе так, Мария. Я не отпущу тебя по одной простой причине. Я просто этого не хочу, и ещё мне нравится, как ты действуешь на меня. Я стал спокойней и уравновешенней, понимаешь? Это очень важно для меня. До тебя никто не действовал на меня так успокаивающе. Ещё одно, я уже говорил тебе это сегодня. Я никого так не хотел, как хочу тебя.
Мне было, с одной стороны, приятно слышать, что такой молодой и горячий мужчина хочет именно меня, когда в его распоряжении толпы женщин, готовых отдаваться ему по первому желанию. И все же я не могу забыть того, что он опасный парень, который может убить, не моргнув и глазом.
— Хорошо, я понимаю, что ты хочешь меня и я кажусь тебе, может, чем-то новым и забавным. Но, Эмир, пойми, я не твоя игрушка, я живой человек со своей жизнью и планами, стремлениями. Ты не сможешь держать меня тут вечно против моей воли. Пойми это.
— Видишь ли, Мария, — посмотрел он на меня своими чёрными глазами, — я слишком эгоистичен, чтобы отпустить тебя сейчас. Поверь, совсем скоро ты сама не захочешь от меня уходить.
— Какой ты самонадеянный, это просто немыслимо. Этому не бывать.
— Посмотри мне в глаза, Мария, посмотри внимательно. — И он поднёс своё лицо ближе к моему. — Что ты видишь? Точнее, кого?
Я молчала, но смотрела в его глаза.
— Хорошо. Ты молчишь, тогда я тебе скажу. Я самый опасный человек Стамбула. Безжалостный мафиози, который убивал, много убивал и буду продолжать это делать. Такова моя сущность, я не жалею никого, кроме детей и невинных людей. Меня боятся и уважают. Оружие, наркотики, чёрный бизнес Стамбула и Барселоны — все начинается и заканчивается на мне. Я могу купить всех и каждого, у всех, абсолютно у всех есть своя цена, будь то деньги или что-то ещё, но тебя покупать я не хочу. Я хочу, чтобы ты сама осталась со мной по своему желанию. Моя жизнь была и есть очень нелегкая, но рядом с тобой мне становится спокойно. Это хорошо сказывается на мне, может быть, я убью на пару человек меньше благодаря тебе.
— Хорошо, я поняла, — прервала я его. — Можешь не продолжать. Ты не отпустишь меня, пока не выпьешь мою душу до дна. Потому-то я никогда не захочу оставаться тут по своему желанию. Эмир, разве у тебя нет семьи или родителей? Ты что, так одинок, что тебе понадобилась я? — Он резко схватил меня за локоть и сильно сдавил.
— Не смей говорить со мной в таком тоне, Мария. Не зли меня, — сдавливал он мою руку сильнее, и я скривилась от боли. Но не сказала ни слова. — Не забывай, кто я и с кем разговариваешь. Моих родителей нашли мёртвыми у себя в постели, когда мне было одиннадцать. Я вырос один и прекрасно знаю, что делаю.
После этих слов мне немного стало его жаль, но я быстро это подавила в себе.
— Я рано повзрослел, — продолжал он говорить, — и этот преступный мир — мой. Не надо пытаться играть со мной. Ты все равно проиграешь. Ты маленькая девочка, а я большой серый волк, который может тебя съесть.
Я уже почти не чувствовала свою руку от боли, и он по-прежнему продолжал сжимать ее.
— Отпусти меня. Мне больно, — сказала я сквозь зубы. Он ослабил хватку, и я выдернула руку, на ней остались следы его руки. Я быстро встала, чтобы уйти.
— Я не разрешал тебе уходить. Сядь и поешь.
— Я не твоя подчинённая. Сам сиди и ешь. Я хочу побыть одна.
— Сядь и поешь. Я не стану больше повторять.
Я демонстративно взяла тарелку с большими оливками и положила одну в рот.
— Смотри, там есть косточки. Это турецкие оливки, — прокомментировал он.
Я отделила во рту мякоть и проглотила ее, оставив косточку. Он наблюдал за моими действиями.
Затем я выплюнула косточку ему под ноги, развернулась и ушла.
Я слышала, как он что-то говорит по-турецки. Видимо, ругался мне вслед, но я не остановилась и продолжила свой демонстративный уход. Конечно, я понимала, что его это взбесит, но мне все равно. Мои мысли были о том, чтобы Алекс передала моему отцу, что меня держат силой. Конечно, этой информации было мало, но зато они знали, что я жива.
Войдя в дом, я сразу поднялась наверх и хлопнула дверью, вложив всю свою ненависть. Дверь с грохотом захлопнулась.
Рука сильно болела, а больше всего меня бесили эти следы от его руки. Будто он пометил меня. Сука.
Меня снова пожирала злость и ненависть изнутри.
Я ходила из угла в угол, продумывая разные варианты побега или его убийства. Много мыслей лезло мне в голову, но скорей они были глупыми и даже отчаянными, чем разумными.
Я вспомнила слова, которые говорила себе всегда, когда не могла понять, что мне делать:
— В любой непонятной ситуации ложись спать, — произнесла я вслух и закуталась в одеяло. Я почувствовала его парфюм вперемешку с его собственным запахом и невольно втянула его в свои легкие, наполнив их им. — Блин, это сторона, на которой он спал. — Быстро перебравшись на свою половину и откинув все мысли, я начала засыпать. Тем более я совсем не выспалась.
Меня разбудил стук в дверь. Я не отреагировала, затем последовал еще один стук и голос Лейлы:
— Мария, я могу войти? — громко спросила она.
— Да, входи, — так же громко ответила я, чтобы она могла услышать.
Она зашла с огромным букетом пионовых роз нежно-лавандового цвета и какой-то коробкой.
Мои глаза округлились.
— Что это? — спросила я.
— Это господин Эмир просил передать тебе. Он лично это для тебя выбирал, тут ещё есть записка.
— Можешь это все выбросить на помойку, — грубо ответила я, все ещё чувствуя боль в руке.