Спуститься за ней было минутным делом, а освещение в коридорах позволяло без труда найти обратную дорогу. Во всяком случае, так ему казалось; однако, когда он вернулся и взялся за дверную ручку, оказалось, что дверь не открывается ни наружу, ни вовнутрь. Кроме того, изнутри донесся звук, сильно походивший на торопливое движение. Поняв, что, видимо, пытается открыть не ту дверь, кузен поднял глаза и увидел подтверждение своей догадки — табличку с номером 13. Его комната должна была находиться слева, где она и оказалась. Уже улегшись в постель, прочтя несколько страниц и потушив свет, он вдруг вспомнил о тринадцатом номере, имевшемся в гостинице, но отсутствовавшем на доске регистрации, и пожалел, что не занял это помещение. Возможно, таким образом ему удалось бы оказать хозяину маленькую услугу, предоставив ему возможность рассказывать повсюду о благородном английском джентльмене, прожившем в «несчастливом» номере три недели и оставшемся весьма довольным. Но, в конце концов, соседнее помещение могли использовать для каких-либо служебных или хозяйственных нужд, да и вряд ли оно такое же просторное, как это. Сонным взглядом Андерсон обвел свою, освещенную лишь слабым отблеском уличного фонаря комнату и подивился любопытному оптическому эффекту. Обычно полумрак зрительно увеличивает помещение, это же выглядело так, словно сделалось уже, но, пропорционально сужению, выше. Впрочем, у него уже слипались глаза и задумываться о такой ерунде не было ни малейшей охоты.
На следующий день по прибытии Андерсон заявился в Виборгский архив. Встретили его, по датскому обычаю, весьма радушно, и разрешение на доступ ко всем, представлявшим для него интерес документам было получено без малейших препон. Причем документов этих оказалось куда больше, а сами они куда содержательнее, чем он ожидал. Помимо официальных бумаг, в архиве хранилась переписка последнего в городе римско-католического епископа Йоргена Фриса, содержавшая множество чрезвычайно любопытных сведений личного характера. Как выяснилось, в Виборге ходило немало толков касательно некоего, принадлежавшего оному епископу дома. Сам прелат там не жил, а арендовавший его человек имел, во всяком случае в глазах сторонников протестантской партии, весьма дурную славу. Его называли «позором города», уверяя, будто, практикуя тайные учения и гнусные искусства, он дошел до того, что продал душу врагу рода человеческого. Протестанты, естественно, считали единственной причиной безнаказанности сего злонравного изверга и кровопийцы покровительство Римской церкви в целом и епископа в частности. Епископ с негодованием отвергал подобные упреки, заявляя, что сам испытывает глубочайшее отвращение к черной магии, и одновременно указывая, что такого рода обвинение требует доказательств. Он настаивал на непременном рассмотрении дела в суде (разумеется, духовном), который единственно сможет отделить зерна от плевел и установить истину. По его словам выходило, что, если помимо выдвигаемых против магистра Николаса Франкена голословных обвинений суду будут представлены еще и серьезные улики, он не колеблясь утвердит обвинительный приговор.
Рабочий день в архиве подошел к концу прежде, чем Андерсон успел прочитать письмо протестантского пастора Расмуса Нильсена, но смысл его, как стало ясно из беглого просмотра, сводился к тому, что верующие более не считают себя обязанными следовать решениям римского клира, а потому столь важное и значительное дело никоим образом не может быть отдано на произвол епископского суда.
Из хранилища мистер Андерсон вышел вместе с работавшим там пожилым джентльменом и разговор у них, естественно, зашел о помянутых мною выше бумагах.
Герр Скавеннус, хранитель архива Виборга, при всей своей осведомленности относительно находившихся в его ведении материалов, не являлся знатоком документов периода Реформации и живо заинтересовался тем, что услышал от кузена. Заявив, что с нетерпением ждет, когда мистер Андерсон опубликует результаты своей работы, почтенный архивариус добавил:
— Признаюсь, для меня так и осталось загадкой, где же стоял пресловутый дом епископа Фриса. Я тщательно изучил топографию старого Виборга, но, к великому сожалению, в хранящейся большей частью в нашем архиве, относящейся к 1560 году описи имущества епископа отсутствует запись о его городской собственности. Ну да ладно, когда-нибудь да найду.