Она устало улыбнулась Стивену:
– Прошу вас, Стивен. Вы можете быть со мной откровенны. Мне необходимо зацепиться за что-нибудь, прежде чем я начну ворошить прошлое. Любопытство меня погубит.
Старший портье кивнул, затем поглядел на свои ботинки, облизнул губы.
– Как я уже говорил, Лилиан была весьма эксцентричной.
– Но в чем именно это выражалось? В смысле, разговаривала она сама с собой или?..
– Да. Разговаривала. Половину времени она пребывала в своем собственном мире. Внутри своего сознания. И она всегда казалась несчастной, когда возвращалась в этот мир.
Эйприл ощутила, как у нее опустились уголки рта.
– Но случались и моменты, когда она просто лучилась светом. Она была такой грациозной. И еще у вашей бабушки были безупречные манеры. Действительно аристократические. Хотя обычно мы видели ее всего лишь раз в день, когда она выходила. Каждый божий день. В одиннадцать, прямо с боем часов. Однако…
– Продолжайте.
Стивен теперь улыбался смущенно.
– В наши дни нечасто увидишь женщину в шляпке. Под вуалью. Но Лилиан никогда не выходила без шляпы. Или без перчаток. И она всегда была одета в черное. Как будто бы соблюдала траур. Она была у нас местной достопримечательностью. Все в этом районе ее знали. И заботились о ней. И местные жители, и продавцы в магазинах, и таксисты обязательно приводили ее домой, когда понимали, что она заблудилась.
– Что значит «заблудилась»?
Стивен пожал плечами:
– Ваша бабушка обычно отправлялась на прогулку в добром здравии. Но затем внезапно теряла ориентацию, и ее требовалось доставлять домой. В большинстве случаев она приходила в себя при виде дома. И в итоге, если была возможность, я посылал вслед за ней кого-нибудь из свободных консьержей. Или же шел сам. Она никогда не забиралась далеко, но зато никогда не следовала одним и тем же маршрутом. Она постоянно отыскивала какой-то новый путь.
– Звучит это ужасно.
Стивен пожал плечами, его лицо приобрело беспомощное выражение.
– Но что мы могли поделать? Мы ведь не сиделки.
– Хотела бы я знать, что творилось у нее в голове.
– У двери она каждый раз говорила мне: «Ну, всего хорошего, Стивен! Если мы больше не свидимся, не поминайте лихом». И при ней все время были одни и те же вещи. Маленький чемоданчик и зонтик, как будто она куда-то уезжает. Однако каждый день она через пару часов возвращалась. Больше всего мы беспокоились, как бы она не заблудилась в городе. Иногда таксисты, завидев ее, останавливались и говорили: «Садитесь, Лил, я подброшу вас до дома». И если она была готова вернуться, то садилась в машину, отвечая: «Сегодня я не смогу уйти дальше. Не сегодня. Но завтра я попробую еще разок». И так повторялось изо дня в день, без исключений. Все это подтверждают. И ее всегда привозили домой. Я по временам думал, что это не так уж плохо, ведь она по-прежнему в состоянии общаться хотя бы с обслуживающим персоналом. Все вокруг знали вашу бабушку Лилиан.
– А что это за цветы? Наверное, в комнате их целая тысяча.
Стивен пожал плечами:
– Она никогда не рассказывала мне, для чего они, зачем она их собирает. Но сколько я ее помню, она всегда возвращалась домой с цветами. И каждый раз с розами. Ее дважды заставали за тем, что она воровала их в палисаднике Честерфилд-хаус в Мейфэре. К счастью, я знаком с тамошним старшим портье, поэтому каждый раз все обходилось. Но могло бы кончиться плохо. Она даже вытаскивала цветы из мусорных баков или уносила из цветочных магазинов, забыв уплатить.
– Как же она умерла? В свидетельстве о смерти сказано, что это был сердечный приступ.
Стивен потер рот. Он явно избегал смотреть Эйприл в глаза. Он дважды пытался ответить, но каждый раз осекался.
– Прошу вас, Стивен. Расскажите.
– Она умерла в такси, на заднем сиденье, Эйприл. Она сильно испугалась. Во время одной из своих обычных прогулок. Один водитель заметил ее. Она была совершенно растеряна. И на этот раз дошла до самой Мраморной арки. На моей памяти она никогда не забиралась так далеко, и это порядочное расстояние для женщины ее возраста. Но в тот день все было по-другому. Видите ли, обычно, когда кто-нибудь ее находил, она разговаривала сама с собой и размахивала зонтиком или тростью. В этом не было ничего необычного. Мы все наблюдали ее за этим занятием, Лилиан будто увлеклась спором с кем-то невидимым. И обычно она впадала в такое состояние, в такое волнение, незадолго до возвращения домой. Или же, как я уже говорил, когда ее находили и подвозили до дома. Но в то утро, когда она умерла, таксист говорил, что Лилиан казалась совсем больной. По-настоящему изможденной. Она стояла, привалившись к решетке парка, совсем бледная и едва не падая. Она была чем-то сильно расстроена и держалась на ногах из последних сил. Поэтому водитель остановился и помог ей сесть в такси. Но она так и не вышла из ступора, как случалось обычно. Она казалась потрясенной чем-то, больше не сознавала, где находится и куда ее везут. Водитель вышел из машины и позвонил на главный пульт, попросил нас вызвать скорую. Но Лилиан умерла, не дождавшись. Мне показалось, это был обширный инфаркт. Так я тогда подумал. Но самое странное… Знаете, она вышла из транса перед смертью, когда такси въехало на площадь. Водитель видел ее лицо в зеркале. Огорченное. Она была по-настоящему раздосадована. Или даже испугана чем-то. Или кем-то. Как будто кто-то сидел в машине рядом с ней.