Ему ответили звонким женским голосом. Лицо улыбнулось, что-то ответило и, повторяя вчерашний вопрос, приблизилось к пациенту:
Как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – попытался ответить он, но с измученных губ не донеслось даже шепота.
Его поняли, это он понял сразу, но почему-то не ответили. Лицо приветливо улыбнулось и уплыло за пределы видимости.
Начиналось выздоровление.
Совсем скоро он начал ходить.
Сначала на костылях, потом с палочкой. Было тяжело, после нескольких шагов приходилось подолгу отдыхать и набираться сил для последующих попыток.
Ему не препятствовали, но и не помогали, если не считать помощью уколы, которые расслабляли и в то же время накачивали организм благодатной энергией.
Рядом всегда кто-то находился.
Несколько раз он пробовал заговорить с этими людьми, но в ответ получал только вежливое молчание.
Что это за люди? Почему они не оставляют его без внимания даже на минуту? И почему они не отвечают на вопросы? Впрочем, пока его это не очень волновало, волновало совершенно другое: он не знал кто он и где находится?
Казалось, что его не понимают, что он никому не нужен, но все желания, даже те, что выражал мысленно, тут же выполнялись.
Вывод напрашивался один – понимают, возможно, даже слышат, о чем думает, но по какой причине не хотят общаться. А может это все просто кажется? Может просто предугадывают желания, должны же в больнице знать, что требуется больным.
Так и не добившись от окружающего персонала ни слова, он плюнул на все и стал терпеливо дожидаться, когда же, наконец-то появится тот кто-то, кто разъяснит все. Не может быть, чтобы его навсегда оставили в полном неведении, чтоб никто не захотел с ним поговорить.
От нечего делать смотрел фильмы по прибору, включающемуся от требовательного взгляда.
Этот прибор напоминал что-то, но что?
Стена забвения не пускала, не позволяла вспомнить прошлое, и он просто смотрел то, что показывали.
В передачах и фильмах жизнь показывали простой, легкой и радостной, но он понимал, что это все не его, он жил не так, жил в чем-то другом, странном, страшном, забытом – вспомнить бы.
Раз в три дня его посещал Толичано. Этого человека он увидел впервые, когда приходил в себя в первый раз. Толичано представился при третьей встрече. Он мог, или ему было позволено разговаривать с ним, но и он, как все остальные, не отвечал на вопросы о прошлом. Только однажды, когда пациент достал расспросами, Толичано заявил, дав понять, что никто ему до поры не ответит:
– Я не уполномочен отвечать на эти вопросы. Придет время, и вам все объяснят.
Этим красноречивым «вы» он придерживал собеседника на определенной дистанции и не позволял приблизиться в отношениях ни на шаг.
В душе пациента или заключенного, он не знал, в каком качестве находится здесь, хотя для заключенного жить слишком шикарно, наступило спокойствие. Он понял, что нужен этим людям. Но зачем?
«Придет время, расскажут», – так сказал Толичано, но все же неизвестность не давала полного спокойствия, хотелось все знать, вспомнить как можно быстрее.
Как-то раз, изнывая от надоевшего бездействия, он вспомнил, именно вспомнил, о спорте, который мог бы помочь убить медленно текущее время.
Подумав, он тут же переключился на показывающий прибор, чтобы посмотреть какую-то увеселительную передачу.
Наутро следующего дня его провели в соседнюю комнату, где ровными рядами выстроились тренажеры.
Тут же, ниоткуда, словно привидение, появился Толичано и после обязательного приветствия поинтересовался, нравится ли ему спортзал.
Спортзал нравился, очень нравился. Он понял, что когда-то такие же тренажеры были частью повседневной жизни, которая оставалась там, за серой стеной.
С нетерпеливой радостью начал заниматься, и мышцы, ослабленные долгим бездействием, заныли, принимая хоть и не большую, но нагрузку.
Обслуживающий персонал: охрана, или прислуга – он не знал, как охарактеризовать людей в белых халатах, постоянно находящихся рядом, с улыбкой, возможно, с недоумением, наблюдали за увлеченными занятиями, видимо не понимая, зачем все это нужно человеку, у которого все есть.
Он тоже не понимал, просто знал – нужно.
Дни шли, однообразно сменяя друг друга, но вот однажды режим, ставший привычным, был нарушен.
В спортзал вошли двое: Толичано и еще один совершенно незнакомый человек. На груди незнакомца находился переливающийся перламутром знак. На этот знак невозможно было не обратить внимание, и он понял, что приходит конец неизвестности, что сегодня должны что-то сообщить, возможно то, что он так долго стремился вспомнить.
– Сердио, – приятным тенором представился новый посетитель.
– Э-э… – он запнулся, не зная, как представиться, покосился на Толичано, словно спрашивая у него свое имя, и просто протянул руку.
Жест доброжелательности и приветствия получился непроизвольно, словно он в прежней, забытой жизни постоянно пользовался им. Посетитель с готовностью ответил и он, впервые за долгие недели, почувствовал тепло крепкого рукопожатия.
– Прошу вас пройти в вашу палату, – предложил Сердио после рукопожатия и сделал величественный жест рукой. – Я хотел бы с вами побеседовать.
Он молча кивнул в ответ и направился к выходу.
В палате, это сразу бросилось в глаза, произошли изменения. Ее несомненно говорили к предстоящей беседе и произвели некоторую перестановку.
Напротив показывающего прибора, который Толичано во время прошлого посещения назвал телевизором, стояло не одно привычное кресло, а три. Сам телевизор был переставлен в угол, а между ним и креслами появился небольшой столик с изогнутыми резными ножками.
«Наверное, что-то будут показывать», – предположил он и на правах хозяина первым устроился на одном из кресел.
Гости последовали примеру, и наступила непродолжительная пауза.
Сердио бесцеремонно рассматривал его, и от этого прямого открытого взгляда становилось не по себе.
– Может быть, вы объясните мне цель вашего визита? – нарушил он молчание. – Ведь вы именно за этим сюда пришли? Или вас интересует что-то другое? – но тут же поспешил напомнить: – Вот только вряд ли я вам что-либо сообщу, бестолковка никак и ничего не хочет вспоминать.
– Объясню, – улыбнулся Сердио и, набросив ногу на ногу, скрестил ладони в замок.
Толичано молчал. Странно, он сегодня молчит весь день, точнее, все время визита.
– Так я могу задать вопросы?
– Можете, но я хотел бы перед этим вам кое-что объяснить, точнее от кое чего предостеречь.
– Ну уж нет, – он торопился покончить с неизвестностью и не желал больше ждать. – Я хочу, чтобы вы сначала ответили мне на некоторые вопросы, а уж потом предостерегайте сколько угодно!
Сердио не стал спорить:
– Я слушаю вас.
– Первым делом ответьте мне, кто я и где в данный момент нахожусь?
– Я предполагал, что вы начнете именно с этого.
– Вы не ответили!
– Вас зовут Иванков Владимир. – Не стал терзать ожидание посетитель. – Но я думаю, что знание имени и фамилии, в данный момент, ничего вам не даст.
Действительно, Владимир попытался вспомнить что-нибудь связанное с этим именем…
«Нет, ничего».
Стена не пускала, и он поспешил задать следующий вопрос:
– Тогда скажите, где я?
– Ответ на этот вопрос потребует много времени.
– Ничего, мне спешить некуда! Я хочу знать, где я нахожусь? В какой стране? И с кем имею дело?
Слово «страна», выскочило непроизвольной новинкой, но он понял, что вопрос задан правильно.
Сердио почему-то глянул на Толичано, странно пожевал губами и, вернув на лицо доброжелательную улыбку, произнес:
– Вы находитесь на планете «Земля», но государств, или стран, как вы выразились, у нас нет. Их у нас никогда не было и наверное уже не будет, так уж сложилась история.
«Врет», – уверенно подумал Владимир. – «Хоть я точно и не помню, что это такое, но уверен, что они всегда были».