— Ну как, есть успехи? — спросил он вполголоса.
— Да. Кажется, — 8 ответил коротко.
Куратор пристально смотрел на Роди. Его глаза сияли радостью. Тринадцатому была приятна такая оттепель в их отношениях. Пленник снова говорил с ним. Это вызвало улыбку у шатена.
И чего ты так лыбишся, идиот?» — раздражённо думал Родерик. Он, прищурив глаза, смотрел на надзирателя.
Когда 13 ушёл, №8 остался один, наедине со своими мыслями. Он лежал, вытянувшись в полный рост и глядя в потолок. Роди моргнул, и вот он не в тесной камере с кучей злобных учёных и охраны, а на улице. Жёсткая трава щекочет ему шею, рядом стрекочет сверчки и цикады. Дует лёгкий ветер, взъерошивая волосы Вудса. В далёком темно-синем небе мерцают белые холодные звезды. Красота.
***
— Черт! — выругался 13.
Он только хотел уйти, скинуть с себя этот белый халат, что сковывал его сильнее любых оков, как старший заставил его идти в архив за какими-то бумагами. За день шатен морально выдохся; ему было тягостно быть здесь ещё хотя бы минуту, тяжело смотреть на мучения подопечного, и тут ему снова не дали уйти и отвлечься.
Архив представлял собой огромное помещение с кучей высоких шкафов, на которых горами лежали папки с бумагами. Все шкафы были пронумерованный и обозначены буквами. 13 придвинул к одному из них лестницу и попытался вытащить нужную папку, но на него обрушились ещё несколько.
— А! Черт побери! — ещё раз чертыхнулся он.
Парень решил убрать упавшие документы, как вдруг прочёл на одном из них: «План тюремного отделения».
— А это пригодится, — заключил Куратор.
Сдвинув другие папки, что валялись на полу, шатен развернул огромный чертёж. В тусклом свете ламп накаливания, он пытался отыскать камеру своего пленника. Было очень плохо видно. Но вдруг удача, он нашёл нужную… Стало так тихо, словно звуки исчезли из мироздания. Даже дыхания не было слышно.
У №13 похолодели руки, в горле словно появился большой ком, что мешал ему сглотнуть; казалось, сердце пропустило удар.
Под большим слоем цемента и бетона в камере Роди находился люк из толстой металлической пластины. Все бы ничего, но, судя по плану, его заклепали и заварили. На чертеже было много изменений и, наверное, раньше там не было камеры, а люк был запасным выходом или чем-то подобным.
Шатен словно смотрел сквозь бумагу, не видя ничего, что было на ней изображено.
— В-все усилия напрасны… — заикаясь, тихим дрожащим голосом, произнёс 13, — Он не сможет выбраться…
========== Глава 8 .” Все только хуже”. ==========
Совершенно обычное утро в этом затхлом, мрачном, полном пыли и отчаяния месте. Несмотря на все ужасы, к этому странному заведению и его порядку быстро привыкаешь. Режим с подъёмом, питанием и «процедурами» могут напомнить какой-то лечебно-оздоровительный лагерь. Правда, очень жалко детей, которым суждено туда попасть. Да и взрослый бы сошёл с ума. Роди, кажется, ещё прибывал в здравом уме.
После подъёма он снова разглядывал такую далёкую светлую точку, через которую лучом света проходил тонкий столб пыли. Эти солнечные часа были главным здешним развлечением. Раньше Роди мог подолгу пялиться в телевизор, тыкать пальцем в телефон, перелистывать пожелтелые страницы книг, от которых на пальцах оставались черные пятна чернил или же лежать на кровати, вставив в уши наушники, вслушиваясь в различные голоса и любимые звуки музыки. Он скучал по этому времени. Удивительно, что сейчас, чтобы развеять его скуку хватало только этой дыры и его собственных мыслей. Едва прикрывает глаза, парень видел себя на свободе, но не этом мире, а в том, что был до всеобщей истерии и заражения.
Послышался железный скрежет и дребезжание. Восьмой знал, что это значит. Он обернулся в сторону коридора. Высокая фигура в накрахмаленном белом халате тихо брела меж камер с проржавевшей решёткой. Почему-то настроение у Роди поднялось, когда он увидел статную фигуру шатена, но в нем было что-то иное. Он совершенно не был похож на себя обычного. Его глаза, раньше полные тревог, тоски и надежды, теперь смотрел в серый бетонный пол. Куратор будто пытался найти там ответ на терзающий его вопрос или же старался скрыться, слиться с ним, сбежать от того, что его тяготит. Странное чувство беспокойства передалось и №8.
№13,подойдя к своему заключённому, натянул странную безмятежную маску. Он старался вести себя, как обычно. Но Роди заметил его беспокойство. Шатен то тараторил, то замолкал. Бывало, что он пытался что-то сказать, но обрывал свою речь и менял тему. Вудсу не раз хотелось спросить у надзирателя: «Что происходит?». Только что-то вставало комом в горе и не давало вымолвить и слова. Может, это была гордость, может недоверие, возможно, ещё бушующая обида. Или же просто страх того, что хрупкая надежда может оборваться от его слов. Роди также делал вид, что ничего не произошло.
8 то и дело украдкой бросал взгляд на свой матрас, под которым была вырыта крохотная ямка. К слову, эта его работа шла полным ходом и в ней у парня были большие успехи. Странный детский голосок внутри кричал и бился, желал поведать 13 о своих успехах. А разум вторил, что это опасно.
Как только Роди завершил трапезу, шатен собрал посуду, быстро погрузил на поднос, тот на тележку и молча ушел.№8 сидел на матрасе, по новой разглядывая соседей. Сегодня он недосчитался троих.
«Итак, мистер Анорексик, мистер Заморыш и мисс Манекен, сегодня исчезли вы. Интересно, вас убили или продали? Эта ещё одна тайна, которая для меня останется без ответа…» — думал он, глядя на все ещё пустые клетки.
Все ещё. Скоро в них поместят новеньких. Вудс тут не первый день, он привык видеть, как в клетки, в которых ещё вчера сидел один зомби, присылают новенького. Поначалу Роди было их жаль, теперь же это зрелище: их стоны, крики, мольбы и полные слез и печали глаза стали обыденностью.
Чьи-то гулкие шаги прервали ежедневный осмотр. Стайка каких-то учёных шла вдоль камер, бурно обсуждая что-то.
— А вот и он! — гордо произнёс №45.
Толпа явно была удивлена.
— Так он и есть этот ваш «особенный»? — удивлённо спросил высокий седовласый мужчина, поправляя свои роговые очки.
— Да! Он, это — №8, потрясающий образец! Говорю вам, других таких я ещё не видел! — почти кричал радостный молоденький, длинный и худой конопатый парнишка.
Все это сборище ещё около двадцати минут потёрлось около железных прутьев камеры 8, говоря почти несвязно речи весёлыми голосами. Однако их праздничное настроение наводило ужас на бедного зомби. Учёные что-то шкрябали в своих блокнотах и записных книжках. Роди удивило, что они не пользовались гаджетами. Конечно, в своём Мёртвом городе он давно такой техники не видел, а вот военные все с ними были.
«И зачем они вообще сюда пришли?» — размышлял зомби, — «Вроде толком ничего не сказали, но вот мой зад чувствует неладное, да и 13 сегодня странный. Ох, не к добру все это… И все равно, так хочу на свободу», — №8 зажмурился.
Огромная бескрайняя степь. На много километров лишь низенькие деревья и кустарники, а в земле норки всяких грызунов и насекомых. Приятный холодный ветер дует ему прямо в лицо, вместе с ними и песок попадает на губы и в глаза. Это не беда, не страшно. Да, конечно, неприятно, но это природа. Она прекрасна, хоть и часто жестока. В секунду пейзаж становится иным. Всего один миг и Вудс уже на своей родной улице. Кругом крохотные домики с белыми стенами и красной черепицей на крышах, с уютными лужайками и аккуратными газонами. Смех детей и живые голоса всюду. Но мысли вдруг прервали, кто-то ударил ногой поп железному пруту. Родерик открыл свои глаза и осмотрел всех.
«Черт, все тут такие неудачники. За столько времени никто не сбежал! Они просто сидят тут все, словно куклы! Даже если мои слова полны яда, но все равно! Если кроме меня никому в голову не пришла мысль вырваться, если они не батрачили и не боролись изо всех сил, то все, кто в этих клетках — скопище тупых лузеров!» — странная злость и вместе с ней радость, чувство превосходства заполнили измученный разум. Разве это странно? Вероятно, странно то, что он не спятил.