Первая из ее идей, по сути, повторяла нехитрую конструкцию, которая была на мне сейчас — левый рукав отрезался, корсаж разрезался сбоку, а лямки завязывались на плече. Однако у такого варианта был существенный недостаток: ни о какой самостоятельности в облачении в этом случае речь не шла, потому что аккуратные застежки, имеющиеся в наличии, требовали участия обеих рук в процессе. Вторая идея оказалась более удобной в использовании: платье надевалось снизу и никаких рукавов и лямок в принципе не имело, плечи оставались голыми.
Я посмотрелась в зеркало — оно было не таким большим, как в лаборатории, и гораздо менее пугающим. Удивительное дело, как этот немудреный фасон менял внешность: все то же осунувшееся лицо и грязные неаккуратно свисающие волосы с серебряными прядями, но теперь я скорее напоминала идущую на казнь королеву — смешная аналогия, но именно она первая пришла на ум. Тоже мне, королева второго замка. Портниха смотрела задумчиво, отрешившись от своих страхов, словно решая про себя непростую задачу. Наконец, все так же молча, накинула мне на плечи шарф, и, что-то мысленно прикинув, кивнула себе самой.
Так и не узнав судьбу своего дальнейшего гардероба, я забрала три "бесплечных" платья и шарфы к ним, а еще теплый плащ и нечто, напоминающее капор — слово вспомнилось само собой. Обвела ступню кусочком уголька — обувь, вероятно, делалась на заказ, свободной не нашлось. От портнихи я выходила с облегчением, щеки пылали. То ли от эмоций женщины, полных беспокойства и отторжения, то ли от секундного взгляда в мутное пыльное зеркало, опять показавшего мне не то, что было на самом деле.
Уставшая от пыльной монотонной работой в лаборатории, а потом утомительной примерки платьев, я наконец-то вернулась в заранее ненавистную комнату со слишком низким потолком. Ужин — незнакомые вареные злаки и стакан молока — стоял на небольшом прикроватном столике. Наученная Мари, дверь в небольшую уборную я действительно обнаружила за настенным ковром.
Оригинально. И странно, почему я такого не помню. Причуды стертой памяти или там, где я жила, обстановка обустраивалась по-другому?
Так или иначе, я наконец-то вымыла волосы небольшим куском твёрдого мыла с тонким запахом тёртой травы. Надо бы найти гребень или щётку… я с неожиданной для себя нежностью погладила невысокую стопку платьев, лежащую на кровати. Это первые вещи, которые принадлежат мне, именно мне. Которые вообще у меня есть.
Следующие несколько дней прошли примерно в том же режиме. Не особо удобоваримый, но, наверное, и впрямь полезный завтрак в общей столовой, где все, за исключением неунывающей Мари и непрошибаемого Ориса смотрели на меня, как на сошедшего с небес бога смерти, как бы его там не звали на самом деле. Потом спуск в подвал и приборка в лабораторных помещениях — как оказалось, к лаборатории относились целых четыре комнаты, каждая в не менее печальном состоянии, чем самая первая, правда, уже без зеркал и головоломок. Обед с болтающей о пустяках Мари, каждый день приносящей мне кусочки чего-нибудь вкусного и непременно мясного из неведомых мне глубин замка Альтастен.
От Мари я узнала, что муж леди Далилы, лорд Мортимер, погиб шесть лет назад, аккурат в тот день, когда жених леди Кристины неожиданно разорвал давнюю помолвку и отбыл восвояси. Сочетание этих двух, несомненно трагических, хотя и в разной степени, событий вызвало сильнейший нервный приступ у молодой особы, которая была любимицей отца и, судя по всему, питала искреннюю привязанность к ветреному жениху. Теперь Кристину Альтастен видели в замке редко, за его пределами — практически никогда, а еще меньше знали о том, что происходит — или не происходит в ее жизни, но поговаривали — и не без оснований, как добавила я про себя, — что именно переживания сердечные повлекли за собой телесные болезни.
Надо же было так случиться, что мы столкнулись с ней лоб в лоб, да я еще и умудрилась разозлить ее питомцев… Зверей леди Кристина завела примерно год назад, очень к ним привязалась — немудрено, если живёшь практически отшельницей.
— Ты думаешь, тебя случайно сюда отправили? — тем временем говорила Мари. — Орис — хитрющий тип. Не знаю, кто тебя купил, но не в его интересах лишать наследника столь ценного подарка. Тебя просто спрятали, чтобы Кристина перебесилась и не прибила под горячую руку. Говорят, она совсем помешалась на своих зверушках, а они, между прочим, давеча половину кур передушили, Ана чуть в супе не утопилась. Хищные твари. Может, они подумали, что ты тоже курица? Большая и синяя.
Между делом, она слегка поглаживает меня по спине, то и дело тормошит крыло. Такая непосредственность на грани провокационной интимности нервировала, но у Мари, похоже, это был единственный способ взаимодействия. Я чуть не подавилась сегодня хлебом, когда увидела, как она обнимает за руку жутко хмурого и грозного Ориса, но, похоже, он тоже не мог ничего с ней поделать.
Та же Мари поведала мне, что сейчас всеми делами в замке заведуют леди Далила и брат лорда Мортимера, лорд Мэгран, в то время как прямой наследник Кристем пропадает в каких-то вылазках, грезит статусом королевского мага, скупает какие-то древние, никому не нужные книжки и всячески игнорирует фамильные нужды и свои обязанности.
— Мэгран, который храпит? — уточнила я.
— Он самый, — Мари рассмеялась. — На самом деле, у меня новость. Ориса не будет в замке до вечера, отбыл по какому-то поручению леди. Предлагаю прогуляться, а то ты совсем бледная, почти зелёная. Неудивительно, если уже три дня бродишь по подземельям, как призрак.
— Но… — растерялась я. — Как так? Я не хочу ни с кем ссориться и нарываться на очередное наказание. Вдруг я опять столкнусь с той же леди Кристиной или…
— На улице она вообще не бывает. Ни-ког-да, — Мари схватила меня за руку. — Сегодня такой хороший, хотя и морозный день. Скорее бы закончились месяцы холода, хочу в тепло, под лучики Соловера.
Ее лицо снова стало слегка отсутствующим. К этим перепадам настроения новой знакомой я уже привыкла. В конце концов, не мне говорить о чужих странностях. И не мне требовать ответов. В отличие от меня, у Мари с памятью, вероятно, всё в порядке. И кто знает, что она вспоминает.
Возможно, надо было остаться, но противостоять Мари, ее яркой жизнерадостной силе, у меня не было никакой возможности. Может быть, подкупало даже то, как запросто, совершенно искренне она ко мне прикасалась, и в этом гораздо больше, нежели в словах, выражалось ее искреннее, хотя и не понятное мне принятие загадочной человекоптицы.
— У меня и обуви для прогулок еще нет.
— Я тебе одолжу, не в первый раз, — Мари погладила край крыла, задев шершавую кожу, обтягивающую узкую кость. Это было приятно. И неприятно одновременно, словно ненужное напоминание о нашей неотделимой общности. Меня и крыла.
Голубоватое перо выпало и, кружась, опустилось на пол.
— Можно, я возьму себе? — спросила Мари и, не дождавшись ответа, схватила. — Такое красивое.
— Бери… — в этом растерянном состоянии она и вывела меня очередными лабиринтами на какой-то дворик, где вкусно пахло дымом и чистым, свежим морозом. Небо хмуро и сонно щурилось. Я подняла голову к небу, высокому, бескрайнему, бездонному, чувствуя головокружительную правильность его присутствия над собой.
И все же чего-то как будто отчётливо не хватало. Странное чувство, на осознание которого не было ни времени, ни желания. Здесь, снаружи, я ещё не была.
Прямо передо мной обнаружился голый пролесок, уходящий вправо, слева — довольно обширная огороженная площадка с каким-то деревянными конструкциями, напоминающими куски забора из отдельных горизонтально расположенных досок. Спустя минуту до меня дошло, что, вероятно, это барьеры для лошадей — отрабатывать прыжки или что-то в этом роде.
— Тут редко кто гуляет, — улыбнулась Мари. — Правда, вон там конюшни, но господа сейчас на обеде, да и вообще они верховную езду не жалуют, без Кристема гривастые простаивают, а сынок в отъезде, тишина и благодать.