Святые боги, им даже не нужно на меня смотреть. Чувствуют. Чуют. Жаль, нельзя их спросить, что именно чуют…
Однако о лошадях я думала недолго. Мальчишка Родерик лежал прямо посреди прохода, уткнувшись лицом в щедро посыпанный опилками проход. Я бросилась к нему, почти упала рядом, краем глаза выхватив-таки гневную лошадиную морду из ближайшего денника. Однако, похоже, дело было все-таки в жаре. Род потерял сознание, а я-то заводила глупые разговоры, да еще и лошадиные смотрины выпросила… Что же делать? Бежать неведомо куда, бросив юношу здесь? Или…
В проходе снова возник молодой человек, на вид совершенно такой же, как столь комично испугавшийся меня несколькими минутами ранее, только волосы были светлые, а в руке вновь прибывший держал довольно изящную черную трость с набалдашником в виде головы какого-то экзотического монстроподобного зверя. Испугавшись, что очередной трусливый служка сейчас тоже сбежит, я почти кинулась на него, ухватив для верности за ворот пыльной, когда-то белой рубашки. С печальным глухим стуком на деревянный бортик денника приземлилась оторванная пуговица:
— Подождите, мне нужна помощь!
Молодой человек распахнул ярко-голубые глаза, приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но я перебила:
— Роде… Род, помощник конюшего, болен, он потерял сознание, позовите целителя! Пожалуйста!
Я отпустила-таки ворот юноши с тростью и вцепилась в свободную руку, отступая в сторону и демонстрируя лежащего без движения мальчишку.
— Или хотя бы подскажите, куда идти, — кажется, молодой человек не собирался вступать со мной в диалог.
— Вы кто? — наконец отмер парень. — Вы…
— Прилетела на конюшню из курятника, овса поклевать, — рявкнула я. — Идёте вы за целителем или так и будете глаза на меня пялить?
— Скорее, спустилась из божественного сада, — неожиданно пробормотал незнакомец. — Я позову целителя, леди Птица, только никуда не улетайте, прошу вас.
Повезло, вместо очередного труса нарвалась на восторженного поэта. Кстати, парень на клейменного тоже не похож, слишком уж холеный вид, несмотря на пыль и грязь на лице и одежде. Остается надеяться, что он не служит "мужчиной для утех" в замке, женщин-то тут тоже немало, хотя, какая мне, в сущности, разница?
— Поторопитесь, — зашипела я, делая грозный вид. — Хватит разговоров. Птицы больно клюются, если их злить.
— Как скажете, — он улыбнулся. — Дождитесь меня.
…Дожидаться в конюшне я не стала. Отыскала лошадиную поильню с довольно-таки чистой водой, смочила Роду губы и раскаленный лоб, уже не обращая внимания на недовольство и тревогу копытных. Выдохнула и вышла-таки из конюшни, выбрала точку наблюдения за расположенным неподалеку от входа в замок деревом. И действительно, спустя буквально пять минут увидела светловолосого юношу с тростью — его хромота была едва заметной, даже абсурдным образом грациозной, но все же в очередной раз подтверждала слова Рода о том, что целители далеко не всесильны. Рядом с блондином торопливо — и в то же время, не обгоняя его — ступал незнакомый грузный мужчина средних лет. Целитель Вак, хотелось бы верить, или другой целитель, может быть, прошлого уже уволили за самовольный загул. Или просто это тот крепыш, который отнесет Родерика к целителю, если тот, конечно, вообще вернулся.
Я шмыгнула в замок. Так или иначе, сделать что-то еще для Рода сейчас я не могла.
* * *
… Орис возник на пороге второй по счету лаборатории — моего рабочего места на сегодня, осмотрел меня с ног до головы с уже привычной гримасой разочарованного отвращения, словно я испорченный пудинг.
— Ну что, двадцать шесть, а я ведь просил всего лишь о послушании и исполнительности…
Сердце ухнуло, но глупо было бы надеяться, что моя неосмотрительная вылазка окажется нераскрытой. Мысленно ругая и беспечную Мари, и светловолосого болтуна, я осторожно сказала:
— Мальчику была нужна помощь. Его клеймили наживую, как барана, а потом не предоставили лечение, вообще никакое! Разве так можно обращаться даже с клеймёнными?!
— Мальчик мог бы и сам сказать о своем недуге! — Орис возвысил голос, будто пудинг мало того, что протух, так еще и смел оспаривать решение владельца о немедленном переселении в мусорную корзину, приводя аргументы и обвиняя оставшегося голодным хозяина в недосмотре и безответственности. — Но как, скажи на милость, ты умудрилась оторвать хозяину пуговицу от рубашки, двадцать шесть?!
— Кому? — жалобно переспросила я. — К-какому еще хозяину?!
— Лорду Кристему, идиотка, — Орис буквально источал ярость, словно жареное жирное мясо ароматный сок, его глаза налились кровью, напомнив сегодняшнюю шоколадного цвета кобылу. — Лорд Кристем прибыл сегодня в замок и сразу же нарвался на тебя, а ты… Ты!
…Святые боги, что ж так не везет-то, а?
* * *
В эту ночь мне приснился сон, изматывающий, утомительный… странный, хотя ничего особенного в нем не происходило. Во сне я снова увидела того черноволосого и светлоглазого мага, которого встретила в башне замка из Старника, и чьё имя начисто вылетело у меня из головы.
Сначала это был даже относительно приятный сон. Я находилась в каком-то замке и тоже наверху — за каменным ограждением за золотистой полоской песка виднелось море. Замок был очень похож на тот, реальный — и все же отличался неуловимыми мельчайшими деталями. Я смотрю в бескрайнюю, пустую, темно- синюю холодную гладь. Жду. Не помню, не могу вспомнить, кого, но жду.
Ожидание тревожит, холодит кожу, подталкивает в спину, как морской ветер.
— Госпожа…
От этого голоса я вздрагиваю и оборачиваюсь. За спиной стоит тот самый маг, очень близко, в шаге от меня. Он слишком легко одет — подрагивающая на ветру светлая рубашка, заправленные в сапоги брюки. На него даже смотреть холодно!
— Он вернётся, госпожа. Обязательно.
Я не верю ему, но поверить хочется, очень… улыбаюсь, ведь надо казаться спокойной и сильной. Маг неожиданно протягивает руки и сжимает мои ладони своими теплыми сильными пальцами. Обе, обе ладони! Даже сквозь сон я так счастлива. И это несмотря на то, что понимаю: вот так позволять ему касаться себя — неправильно. Но я не отдергиваю руки. Маг, такой страшный для других, кажется сейчас совершенно безобидным, безопасным… даже покорным. И моя тревога, ожидание, ноющее, как воспаленный зуб, немного отступают. Он — вернется.
Я просыпаюсь с бешено колотящимся сердцем. Что это? О чем это? Воспоминания о прошлой жизни, прорывающиеся сквозь пелену забвения? Насколько они искажены новыми впечатлениями? Кто такой "он" и откуда "он" должен вернуться? Ничего не помню. Не хочу думать.
Если верить Орису, завтра, если лорд Кристем не вздумает перепродать "леди Птицу" за неслыханную дерзость, проявленную в отношении хозяина и наследника замка Альтастен, а также его высокочтимой рубашки, у меня начинается новая жизнь.
…опять.
Глава 9.
…В эту самую новую жизнь Орис потащил меня буквально за шиворот сразу же после завтрака. С Мари мы не обменялись и парой слов по очень простой причине — на завтраке ее не было. Я старательно отгоняла мысли о том, чем она может сейчас заниматься и с кем, как бы то ни было, совместить улыбчивую и всю какую-то свежую на вид Мари с образом потасканной заплывшей развязной особы, который обнаружился у меня в голове, не получалось. Но, в конце концов, даже если Родерик прав — это меня не касается. С учетом беспечно-легкомысленного настроения рыжеволосой девушки и отсутствия клейма на ней выбор этого жизненного пути вполне мог оказаться добровольным. Но кто знает, что произошло в ее жизни до этого выбора. Меняло ли это что бы то ни было в наших отношениях, моем к ней отношении?
Мне некогда было подумать об этом.
Родерика на завтраке тоже не было, и на все мои вопросы о нем Орис отмахивался с самым что ни на есть оскорбленным видом, так что, кроме выдавленной из сжатых узких губ управителя фразы "прохлаждается на целительской койке", я ничего не добилась, но это было лучше, чем ничего.