Таким образом, я была доставлена к наследнику замка Альтастен в качестве щедрого подарка — не хватало только красной атласной ленты, завязанной бантом на груди. Интересно, кто был непосредственным покупателем, неужели мать — леди Далила? Незнакомый мне дядя наследника, лорд Мэгран (который храпит)? Или кто-то другой, о ком я еще не знаю? Тот мужчина, кажется, Мад, который привёз меня в замок и настоял на клейме?
Перед тем, как зайти в комнату лорда Кристема, Орис критически меня оглядел — волосы я заплетать не стала, хотя Мари когда-то и предлагала свои услуги, я так ни разу к ней и не обратилась, по привычке просто расчесала, и они беспорядочно свисали по спине и плечам. Платье от замковой портнихи с бесстыдно открытыми плечами вызвало в моем степенном смотрителе бурю сдержанного негодования, и он столь тщательно задрапировал мои плечи, словно один их вид мог глубоко и непоправимо травмировать благородного юного хозяина. Пожалуй, такая целомудренность успокаивала: на мой взгляд, одной "женщины для утех" было более чем достаточно.
Наконец, после того как, кажется, даже перья на крыле были поправлены одно к одному, перед нами словно сами собой распахнулись двустворчатые двери, и я прошла мимо замершего почти в комично-преувеличенном поклоне Ориса внутрь, в святая святых. Он нагнетаемого пафоса и торжественности ситуации, важно насупившегося управителя, хотелось нервно расхохотаться в голос.
Покои лорда Кристема представляли собой ряд смежных комнат. Надо полагать, черно-серый ковер с причудливым орнаментом традиционно скрывал за собой проход в ванную и уборную, а за малоприметной дверью, едва заметной на фоне единственной пустой свободной стены, скрывалась спальня. Все остальное пространство буквально кричало о разнообразных, спонтанных и непредсказуемых интересах своего владельца.
Стены были покрашены в чёрный. Контрастная белая мебель светилась в матовом сиянии магических светильников: две небольшие софы, открытые книжные полки и несколько закрытых стеллажей, пара стульев. И везде, абсолютно везде что-то стояло, лежало, валялось или вываливалось. Глобусы: от огромных, диаметром в вытянутую руку, до совсем компактных, размером с кулак, разукрашенные столь различным образом, что складывалось впечатление, будто они изображают разные планеты, — а может, так оно и было. Песочные часы, тоже разных размеров и форм с разноцветным песком, одни даже с бирюзовой водой и изумрудными водорослями, имитирующие кусочек океана. Пара черепов, не человеческих, слава богам, но определить, кому они принадлежат, мне затруднительно. Книги, очень много книг — на полках, на диванчиках и даже на стульях и на полу. Каменные чернильницы, глянцево переливающиеся перламутровыми и зелёными боками. Свечи — новые и оплавленные, высокие столбы и низкие пеньки цвета топлёного молока, темно-кофейные и насыщенно-фисташковые. Непритязательный, но крепкий цветок в керамическом горшке с мясистыми темными листьями и несколько пустых горшков, стыдливо демонстрирующих давно засохшие голые стебли. Недоделанная статуя из какого-то гладкого белого камня, с единственной победно вытянутой к потолку рукой. Странный музыкальный инструмент из красного дерева с натянутыми крест-накрест металлическими странами. Несколько разнородных мечей, хаотично закреплённых над погасшим камином.
И еще различные ёмкости для магических и не только веществ и жидкостей, о которых я совсем недавно вспоминала во время своей подземельной отработки: колбы, воронки, реторты, пробирки, стеклянные, округлые и вытянутые, большие и крошечные, полные и пустые. Названия этих предметов я откуда-то знала, более того, их вид вызвал какое-то тёплое болезненное чувство, но что меня искренне удивило — хаотичный беспорядок их расстановки на полках, небрежность хранения препаратов — большинство емкостей было открыто и стояло так… ненадежно. Отчего-то хотелось подойти, расставить всё по местам.
Единственной не белой мебелью в комнате был большой овальный стол на изогнутой бокальной ножке, золотисто-янтарный, словно гигантская капля смолы, по нелепой прихоти судьбы застывшая в форме стола. К этому столу, совершенно пустому, я и приблизилась — приближаться к забитым под завязку хрупкими и, вероятно, ценными предметами полкам было страшно, а ну как разобью что-нибудь, крылом зацеплю? Подошла и потрясенно замерла над огромной гладкой столешницей из мерцающего теплым, мягким собственным светом камня. На поверхности, словно залитой прозрачной смолой, то есть внутри нее была изображена карта королевства Корин. Полуострова Корин, на севере которого проходила горная гряда, естественная природная граница, надо полагать, с каким-то другим государством, названия которого не было ни на карте, ни в моей искореженной памяти.
Вот столица Митрак, расположенная на восточном побережье — редкое для столицы, довольно уязвимое местонахождение. Вот мельком увиденный мной Барат, портовый город на юго-востоке, в котором разрешена работорговля. На западе, тоже на берегу моря, как ни в чем ни бывало, расположился проклятый мятежный Старник.
Я поскребла ногтем словно бы застывшие в смоле черные буковки. Они никак не отреагировали на это.
Впрочем, главным было не это. Помимо городов, гор, паутины рек и озер на карте Корина остроносыми башенками обозначались тринадцать замков.
Я без труда отыскала замок Альтастен — без труда, потому что это имя рода было написано более черно и жирно, нежели остальные — вполне объяснимый факт, столик явно был изготовлен на заказ в штучном варианте. Если верить карте, мы находились не так уж далеко от Митрака, отмеченного золотой короной, почти в самом сердце Корина, на берегу реки Альтасты. В целом, в отличие от городов, замки были удалены от морского берега и равномерно разбросаны по всей территории государства. Двенадцать замков.
А вот тринадцатый тоже находился на побережье, на северо-западе, между Старником и угрожающе темными горами, увенчанными серебристо-белыми шапками снега. Имя рода владельца тринадцатого замка было выжжено даже тут, прямо внутри смоляной поверхности!
Да как так-то? Я потерла место над уничтоженными буквами, расплывшимися некрасивыми клыкастыми кляксами — оно оставалось безупречно гладким, без намека на повреждение, будто локальный маленький пожар самовольно произошел внутри чудо-стола, выжигая порох неугодного богам имени. Почему-то узнать это имя казалось важным, очень и очень важным.
Глава 10.
— Ну, здравствуй, леди Птица!
На мои плечи легли горячие руки и мягко развернули к себе. Я оказалась почти лицом к лицу к тем самым юношей из конюшни, впрочем, нет, не юношей, а молодым мужчиной, на вид моим ровесником или чуть старше. Густые русые волосы с золотым отливом, глаза почти такого же оттенка… приятное и какое-то ухоженное лицо с правильными чертами. Умывшись и переодевшись, лорд Кристем Альтастен стал выглядеть на порядок… благополучнее, благороднее, что ли. Теперь я вряд ли спутала бы его со слугой — из прежнего облика осталась только приметная черная трость с набалдашником в виде жуткой звериной морды.
Я смотрела на него, и он тоже на меня смотрел, немного отрешенно, но в целом доброжелательно.
— Покажись, — он не приказал, а попросил, и я покорно сбросила плащ, он мягко соскользнул на пол.
— Ты… прекрасна.
В этом абсурдно переполненном вещами кабинете я сама казалась себе частью обстановки, одним из множества сувениров, а не живым самостоятельным существом. И лорд глядел на меня почти так же — с любопытством коллекционера, получившего в подарок новый предмет для своей безумной коллекции. Один из тысячи, уникальный лишь на какой-то миг, и все же…
Он был действительно очень горячим, хотя совершенно не походил на больного. И этими насквозь прожигающими ладонями, пальцами пробегал по моим волосам, по лбу, щекам, бровям и ресницам, по плечам и спине, благоговейно, словно никогда не видел живого человека так близко. За свою короткую новую жизнь я в первый — и вероятно, в последний раз видела в глазах смотрящего на меня человека столько неприкрытого восхищения.