— Тебя осматривал маг? — совершенно иным, серьезным, «нормальным» голосом спросил у меня лорд Лиард, как только Кристем обернулся, я не заметила, куда и когда он спрятал пробирку.
— Целитель на рабовладельческом корабле, — ответила по инерции, совершенно искренне, и только потом вспомнила еще и о черноволосом маге. Но он, по сути-то меня и не смотрел — всего лишь помог одеться. Пообещал, что всё наладится. И продал в рабство. А потом приснился…
Лорд Лиард прищёлкнул языком.
— Ты просто находка для людей науки, для настоящих учёных, птичка из Старника. После гибели тамошних мастеров столько их секретов ушло в небытие… — и снова он употребил странное, неподходящее слово "гибель", как-то не вязавшееся с королевской казнью государственных преступников, одержимых идеей мирового господства, мучавших невинных людей, замысливших переворот и захват власти. Лорд протянул ко мне руку, сорвал плащ с плеч и потянулся к крылу, я отступила, а Кристем коротко приказал:
— Оставь её, Лиард.
— Но это так удивительно, — едва ли не благоговейно произнёс наставник, вытягивая руку к моему плечу и почти касаясь того места, в котором моя человеческая кожа переходила в жесткую и шершавую птичью. — А ведь мы могли бы попробовать возобновить процесс…
Еще чего не хватало! Я отступила дальше, вжимаясь в стену, прикрываясь руками, крыло тоже дернулось, норовя взметнуться преградой между нами.
— Лиард! — Кристем выхватил плащ из рук мага и накинул мне на плечи. — Не трогай двадцать шесть, ей и так досталось.
— На каких правах тут эта девочка, Крис? Чего бы и не потрогать? — хмыкнул маг. — Она же клеймённая.
— Терпеть не могу эти грубые методы, — Кристем раздражённо захлопнул дверцу, отчего внутреннее содержимое полок нервно подпрыгнуло и безуспешно попыталось вывалиться. — По-моему, это омерзительно, прижимать калёное железо к коже.
— Грубые топорные методы я тоже не приемлю, — лорд Лиард взглянул на меня с неудовлетворенным аппетитом голодного человека. — Но вот тонкие, почти ювелирные… не могут не вызывать восхищение. Вся эта девочка — причудливая поделка, произведение магического искусства. И если произведение не доделано, это не может не вызывать сожаления и чувство тревожащего дискомфорта, верно?
— Она человек, а не изделие, — рассеянно произнёс Кристем, заинтересовавшись чем-то в найденной-таки книге.
Наставник снова улыбнулся и двинулся к своему ученику, но по дороге резко наклонился ко мне и шепнул прямо в ухо — отшатнуться я не успела:
— А вот этого мы еще и не знаем, верно?
* * *
Мягко говоря, Кристем не особо заботится о бытовых удобствах. Правда, о его благополучии сполна печётся не в меру внимательная мать. Слуги предельно вышколены: еду приносят четыре раза в сутки, чистая и идеально отглаженная одежда регулярно ожидает своего рассеянного хозяина на специальной вешалке в спальне, чистоту в самом рабочем кабинете, правда, наводят не так часто и весьма выборочно, но здесь дело уже в другом: наводить порядок в присутствии Кристема довольно затруднительно. Любой посторонний человек (в данном случае таковыми могут считаться все, кроме меня и Лиарда), вторгающийся в его личное пространство, сразу же начинает активно ему мешать, удостаивается крайне недовольных взглядов с примесью подлинного трагизма, потом Кристем, не выдерживая, принимается ходить за дерзким нарушителем спокойствия по пятам, тщательно следя за тем, как бы заведенный им порядок, а точнее, беспорядок, случайно не нарушился. Раз в день, обычно между завтраком и обедом, леди Далила навещает наследника. Официальный родственный визит длится десять-пятнадцать минут, сводится к формальным вопросам и ответам, и, насколько могу судить, такой хронометраж полностью устраивает и мать, и сына. На меня леди смотрит… странно. То ли из-за экзотического вида, к которому трудно привыкнуть даже за полтора прошедших месяца, то ли из-за той нашей абсурдной стычки с леди Кристиной.
Всё было бы в целом нормально, но мне нестерпимо не хватало воздуха. Воздуха, ветра и высоты. Прогулки хозяин не любил, мог целыми днями оставаться в замке, максимум раз в пять или шесть дней отправляясь верхом по окрестностям. Иногда, когда Кристем уединялся в ванной комнате, или беседовал с матерью, я оставалась одна и торопливо, украдкой открывала окно, порой с немалым трудом справляясь с желанием спрыгнуть вниз.
Спустя примерно месяц после приезда лорда Лиарда в нашем расписании появились кое-какие изменения. Ежедневно, на час-другой, как правило, днём, мужчины удалялись к сестре хозяина — колдовать над необходимым для неё снадобьем против частых и на первый взгляд беспричинных приступов удушья, судя по всему, безуспешно. Меня с собой не брали после первой же неудачной попытки — от одного только моего вида сестрица Кристема вознамерилась повторить свой жуткий припадок, мохнатые твари — Кристем назвал их ласками, в остатках моей памяти места для такого животного не нашлось — злобно шипели, забившись в угол. Так что у номера двадцать шесть стало появляться свободное время, которое я тратила на вылазки под открытое небо, встречи и болтовню с Родом и Мари и приручение той самой непримиримой лошади Шоколадки. Никаких полезных идей по собственному вопросу не намечалось, хотя каждое утро я с дрожью ощупывала кожу вокруг крыла. Может быть, процесс всё же движется очень и очень медленно? И время у меня еще есть? Время на жизнь… потому что это тоже была жизнь.
Опытным путём мы с Родом выяснили, что меня на дух не переносили никакие животные, и это отчего-то очень меня расстраивало. Собаки рычали и уползали, кошки, как и ласки, шипели и выгибали спины, лошади по большей части старались игнорировать, пока я была в отдалении, и нервно гарцевали, ржали и отфыркивались, стоило приблизиться. Даже ручной охотничий ястреб главного конюшего, благоволивший Роду, никогда не приближался к юноше в моем присутствии — сидя поодаль, он пристально и неодобрительно следил за мной чёрными настороженными глазами, даром, что у меня тоже есть перья… Насекомые ещё находились в спячке, шёл месяц сновидения, прохладный, ветреный и пасмурный, поэтому проверить, как реагируют они, я пока не могла — да и не особо хотелось. Недозверь, недочеловек — ни в том, ни в другом мире мне не было законного местечка.
Мари охотно притаскивала мне с кухни разные лошадиные лакомства — хрусткую морковь, тёмные кусочки кленового сахара, подсушенные хлебцы. Лошадка оказалась падкой на вкусности, но упрямой — её звериное чутьё требовало держаться подальше от подозрительной человекообразной особи, а бархатные на вид ноздри просительно, жалобно трепетали. Каждый день приближаться на чуть-чуть, неизменно оставляя после себя угощение — глупая бессмысленная затея, но чувствовать себя какой-то демоницей, потусторонней сущностью — не хотелось. И я даже добилась определенных успехов — с руки едва слышно всхрапывающая Шоколадка лакомства еще не брала, но позволяла подойти на расстояние в пару шагов, косила глазом-черносливом, присматривалась, принюхивалась. Как жаль, что говорить она не могла — иногда казалось, что лошадь знает обо мне больше всех магов вместе взятых. Но увы. Проще было разговорить собственную расколотую память, чем это прекрасное немое создание.
* * *
Я не расспрашивала, разумеется, о результатах целительских экспериментов, касающихся Кристины Альтастен, но по недовольному лицу лорда Лиарда легко было предположить неудачу. Мне не было жаль эту странную девушку — я почти ничего о ней не знала, а непродолжительный опыт знакомства мог кого угодно настроить против неё. Впрочем, неизвестно, как бы чувствовала себя я, в один день потеряв двоих самых важных мне людей. Может, это и к лучшему — ничего не помнить, никого не любить, не печалиться, не тосковать, не разрываться изнутри на кровоточащие лоскуты от невозвратимой потери? Возможно, мой отец тоже уже мёртв, а супруг или жених бросил меня, но я пребываю в блаженном неведении, затмении разума и лишь благодаря этому живу почти полноценной жизнью?