Соображать здраво вот так, когда мы сидим так непристойно близко, когда я почти голая, мне трудно, но господин не примет таких жалких оправданий. Пытаюсь сосредоточиться, но воздух не даётся, нет никакого отклика.
— Кори. Делай.
Пальцы сжимают нежную кожу, и я вздрагиваю от боли, едва удерживаясь от резкого движения. Но боль странным образом отрезвляет, и я подаю едва ощутимый импульс. Сильнее. Сильнее, еще сильнее… И его рука тоже сдавливает меня всё сильнее.
Останется синяк. Одним больше, одним меньше. Какая разница.
Я перестала считать синяки. Он тоже их не считает.
Внезапно туфля взмывает вверх, и летит ко мне со скоростью и неотвратимостью чугунного ядра. Мы с господином едва успеваем отклониться, и она со свистом проносится мимо, врезаясь в полный стеклянных колбочек стеллаж.
Святые боги.
Не сиди я и без того на полу, упала бы на колени.
Стеклянные осколки ливнем летят на нас, но господин, так и не выпустив мою руку, вскидывает её вверх, и воздушная волна отталкивает осколочный водопад. Закрываю глаза. Пусть убивает, пусть хоть монстрам своим скормит живьём. Внезапно мелькает мысль — может, так и правда будет проще? Сотворить что-нибудь этакое, из ряда вон выходящее, и покончить уже с этим томительным, тягостным ежеминутным ожиданием расправы.
— Эй, — господин тормошит меня за плечо, и я мигом открываю глаза. Содержимое верхних трёх полок лежит преимущественно на полу, уцелел только один пузырёк с мутно-зелёным содержимым.
— Убери это, — кивает господин на пузырёк. Торопливо вскакиваю на ноги и тут же наступаю босой ногой на осколок. — Не будь дурой, Кори, соберись!
Так и замерев на одной ноге, я посылаю импульс, изо всех сил стараясь не переборщить — и пузырёк медленно взмывает вверх, отправляясь на полку, где стоят его собратья.
— Ты знаешь, что там внутри?
— Да, господин… Litecia Annubis.
— Для чего оно нужно?
— К… — я спотыкаюсь на сложном слове. — К-катализатор.
— Верно, Кори. Ты станешь лучшей женой. Моя Кори, моя девочка… Иди ко мне.
Опускаю глаза — пол усыпан битым стеклом. Как он хочет, чтобы я пошла? Прямо по стеклу или чтобы «не была дурой»? Не угадаешь…
Господин улыбается мне. Ждёт моего решения.
Сегодня я выбираю путь без стекла — воздух расчищает мне дорогу, но кровавый след все равно остаётся. Идти к нему и не ранится до крови, мне кажется, невозможно.
Глава 35.
Сон или воспоминания? Я не знаю. Эти видения такие подробные, слишком яркие и чёткие, их так легко принять за выдохи еще живой, агонизирующей в глубине сознания памяти, но… Но при этом мне снится то, чего быть попросту не могло. Я увидела светлоглазого мага, он произвёл на меня самое сильное впечатление в первые мгновения новой жизни — и вот, пожалуйста, сколько раз он мне снился, и именно там, на краю высокой замковой башни у моря. А в сегодняшнем сне у человека, которого я безумно боялась, и в то же время которому больше жизни пыталась угодить, оказалось лицо мятежного мага, прежнего владельца тринадцатого замка Алариуса Мезонтена.
И всё же мы действительно могли быть знакомы. И он, он и никто иной мог попытаться превратить женщину в птицу — судя по всем обрывкам разговоров, что мне удалось собрать, именно Алариус Мезонтен был достаточно силён магически и достаточно безумен для такого. А моя неуместно всколыхнувшаяся после почти украденного в экипаже поцелуя чувственность выдаёт подобные достаточно безумные сны.
Ресницы точно каменные, никак не получается оторвать их от щёк. А ведь утро явно уже настало. Интересно, кто явится за мной? Орис? Мари? А вдруг они тоже проспали, из-за меня и нас накажут, всех?
Внезапно мне стало стыдно. Управляющий-то уже не молод, а вынужден носиться с какой-то клеймёной девчонкой — то ножи отбирать, то ночами не спать, то от хозяев защищать, то будить. Я сделала еще одно усилие над собой и, наконец-то открыла глаза.
Когда я добралась до столовой, там уже было тихо. Завтрак давно прошёл, обед ещё не начался. Увидев меня, Ана закатила глаза, шумно вздохнула и звякнула тарелкой по столу, но от комментариев воздержалась. Похоже, кроме меня никто не позволил себе валяться в кровати.
Дойдя до кабинета хозяина, я остановилась перед закрытыми дверями. Возможно, Кристем и не заметил моё отсутствие. Возможно, его вообще здесь нет, и он остался у своей невесты — на совместный, почти семейный завтрак на радость матери, медленно перетекающий в обед и ужин. В любом случае, мне нужно принять решение, как себя вести.
Как? Да как обычно. Что еще остаётся.
И всё же руки у меня дрожали. Дверь я открыла, стучать не стала.
Кристем сидел на софе, свежий и бодрый, и занимался крайне важным и ответственным аристократским делом: заплетал довольно хитрым способом длинные цветные пеньковые жгуты в мудрёные косички. Не знаю, каким образом, но жгуты магически зачаровывались, и это было одновременно и развлечением, и магической тренировкой. Я замерла в дверях, глядя на него и поймала себя на том, что… улыбаюсь. Да, я чувствовала ревность. И обиду. И злость — как на него, за то, что позволил мне на что-то надеяться, так и на себя, за то, что не преминула воспользоваться этой возможностью. Но помимо этого… я буквально задохнулась от какой-то щемящей, тоскливой нежности, словно дождалась с войны живого жениха. Или — сына.
Кристем, полностью поглощенный своими косичками, заметил меня не сразу. А когда заметил — тоже улыбнулся, широко и совершенно безоблачно, приложил палец к губам, и продолжил плетение. Я же присела на коврик, обернулась крылом и продолжила на него смотреть.
…а ты еще на что-то жалуешься, Кори. У тебя простая прекрасная жизнь: в то время как Ана потеет над жаркими котлами, а Орис держит в узде сотню-полторы слуг, всячески пытающихся непринуждённо увильнуть от своих непосредственных обязанностей, а про Мари и говорить не приходится, я, проспавшая до полудня, сижу на полу в тёплой тихой комнате и смотрю на красивого человека.
Мечта, а не жизнь.
Полуденное солнце золотит мягкие волосы хозяина. Сосредоточившись на ручной работе, он чуть закусил губу и прищурил один глаз. Тонкие длинные пальцы, узкие кисти. Трость небрежно брошена на пол — вот у кого надо поучиться житейской мудрости. Ее берут, когда нужна, бросают и забывают по сто раз на дню, меняют на лучшую, если предстоит выход "в свет", но её деревянное сердечко не разбивается вдребезги. Она просто выполняет свои обязанности и ничего не ждёт от жизни.
…святые боги, ну и глупости приходят мне в голову.
— Что случилось?
Я вздрагиваю и понимаю, что Кристем уже давно закончил своё магическое жгутирование: сеть из причудливых разноцветных косичек лежит на полу, а сам хозяин смотрит на меня.
— Простите?
— Прощаю. Что у тебя произошло? Ты опоздала.
"К чему, интересно", — чуть не брякнула я, но вовремя сдержалась. Ни одна причина не казалась уважительной, но сказать хоть что-нибудь было нужно. Хозяин вдруг вскочил, сделал пару шагов и опустился рядом со мной.
— Что это?!
Я недоуменно опустила взгляд на собственную руку и увидела расплывшееся пятно крови на рукаве платья.
Боги, ну что же так…
Перед приходом сюда я вырвала очередное предательски прорезавшееся перо, вырвала резко, грубо, и ранка снова начала кровоточить.
— Случайно… — я вру на редкость неубедительно, и хозяин вдруг меняется в лице.
— Раздевайся.
— Вы что? Я не…
— Раздевайся, двадцать шесть, — голос Кристема непривычно тверд. — Живо. Это приказ.
— Не буду.
Глаза хозяина темнеют, опасно, незнакомо. Резкий порыв ветра холодит шею — мой палантин словно засасывается во внезапно возникший справа от меня смерчик. А лицо хозяина каменеет ещё больше — и я вспоминаю, что под платьем левая половина моего тела перетянута бинтами. Вак говорил, шрамы окончательно сойдут только завтра.
— Раздевайся немедленно. Или я сам тебя раздену.
— Невесту свою раздевайте, — медленно говорю я, глядя ему в глаза. — Ой, простите, кажется вы как раз этой ночью этим и занимались? А теперь очередь дошла до меня?