Государь, как и многие нынешние монархи, где-то как-то чувствовал некое несоответствие формы правления эпохе. Что, однако проявлялось редко и носило странный характер. В частности, как-то раз после долгих раздумий он озвучил в узком кругу набросок реформ, состоявший в том, что неплохо бы в целях улучшения настроений в обществе слегка расширить список привилегированных сословий. Скажем, подразделить мужиков на лысых и волосистых. И последних наделить льготами в виде возможности невозбранно шутить над первыми. Или, допустим, издать закон, согласно которому женщина на период беременности является главою семьи. Что, вероятно, приведет также к значительному повышению рождаемости. А то, почему бы и нет, официально объявить всех, достигших восьмидесятилетнего возраста, жителями этого и того света. И на данном основании выплачивать им как обычную, так и загробную пенсии. Впрочем, все эти попытки, как правило, заканчивались ничем. Если не считать малозначительных и быстро забываемых устных указов наподобие того, что каждый, кому приснится сон на политические темы, обязан доложить о том тотчас по просыпании.
— Так что, боярин, позаботься о кандидатурах, — сказал государь грамотею. — Хоть прям с неба, а птичку говорящую мне доставь. Желаю иметь в думе непредвзятое мнение.
И его величество наклонил голову в знак того, что чаепитие кончено.
Сказка №60
Этот день ознаменовался тем, что по всей территории страны начались поиски говорящих пернатых. Причем глашатаи на улицах и площадях специально уточняли, что искомая птица должна не только уметь произносить, но и хотя бы мало-мальски увязывать свои слова с действительностью. Порода специально не оговаривалоась. Было сказано также, что тот, чья птица поглянется государю, получит вознаграждение и будет принят на работу во дворце в качестве кормителя данной птицы. Привычный ко всему народ, не особенно отвлекаясь от дел. Походя обсудил царское повеление.
— Я вот так думаю полагать, Евграфыч, что евоно величество затеямшись неспроста. Не блажь кака, а большое дело куется.
— Эдак же и я мозгую, Филиппыч. Науки-то с искусствами с кажным моментом все глыбже поперек себя развиваются. На месте-то не лежат. Сперва вон кур к производству яичному приспособили. Потом голубей почту убедили таскать. А таперича, видать, остатних птичек черед пришел. Поди-тко, военные воздушные силы построить хочут. За границей-то, говорят, люди на еропланах уже летают. А мы, стало быть, опять своей дорогой пойдем. Уток запрягать и взнуздывать будем. Ежели в телегу — сухопутная авиация. А ежли в лодку — морская.
Как всегда мнение народа осталось при нем. А ко дворцу уже довольно скоро начали прибывать и первые клетки с крылатыми существами. Коих тут же, не торгуясь, перекупали думные бояре и дьяки. Причем не родовитый. Но с большими далеко идущими планами хитрый боярин успевал более других, не глядя хватая птиц и одновременно строя в уме планы пополам с кознями. А планы его были весьма просты: если хочет государь прислушиваться к мнению птицы, то и пусть себе. Он, боярин, сие мнение сформирует и птице в ее маленький череп вдолбит. Неважно, как выглядит агент влияния. Лишь бы влиял. И боярин щедро раздавал налево и направо монеты, не гнушаясь даже таким сомнительным приобретением как пожилой ощипанный временем воробей, которого даже не поймали, а просто выволокли за крыло из теплой навозной кучи, где он с комфортом собирался провести старость.
— Глянь-ко, боярин! Вишь, кака птица-то умудренная! Молчит, попусту зазря не чирикат. Стало быть, дельных вопросов ждет, а не так себе ерунды. Покупай, боярин, не сумлевайся. Это она со мной говорить не хочет, потому как я человечишко-то простой. А с тобой, глядишь, побеседует. На разные темы. Оне, птицы, сверьху-то поболе нашего видют. Бери, не думай, бери! Ишь, как она лупится-т на тебя... Видать, дельного человека признала. За мелки зернышки информацию крупну тебе доложит.
Уже к обеду на заднем дворе скопилась целая прорва проволочных и иных разных клеток, в которых спали, орали и трепыхались десятки птиц разных видов. Откуда-то даже приволокли здоровенное решетчатое вместилище с крупной печальной цаплей. Каковая, по словам представившего ее боярина-грамотея, разговаривать не умела, но крыльями могла по принятому у моряков коду вполне осмысленно семафорить. Представлена была сова, которая могла ухать, ахать и охать, а также, если особым образом зажать клюв, очень похоже хрюкать свиньей. Имелась даже клетка с летучей мышью, способной, как уверенно доложил задорого купивший ее воевода, тоненько пропищать семь мелодий.
— Нда... Прямо птичий базар какой-то. Есть, из чего выбирать, — подивился, нагрянув сразу после сытного обеда, царь. На обед, кроме прочего, была и запеченная в духовке кура. Поэтому некоторое время его величество глазел на птичье сборище с гастрономической точки зрения. — Блюдов-то скока можно разных понаготовить! К примеру, дятел, запеченный из огнемета. Али индейка по-индейски. На томагавке и с перьями.
— Али гусь. Фаршированный собой носом в зад, — дополнил шут, трогая клетку с какой-то небольшой птичкой. Которая, видимо, еще утром была обыкновенной пичужкой. А теперь, наспех выкрашенная гуашью, представляла из себя дикую лесную крупноколибри. О чем с важным видом поведал приобретший ее боярин.
— Сильно редкостный экземпляр. Мужик-ловец сказывал, что с утра аккурат в шесть часов с выражением гимн поет, а питается исключительно добрыми словами хозяина.
Заглядевшись на столь обильное пернатое разнообразие, государь не сразу и вспомнил о причине его возникновения.
— ну дак что... теперь, значится, давайте зерна от плевел-то отделим. Ибо птица требуется именно говорящая. И именно птица. А не како-то там хрен его поймешь кто.
И государь пихнул ногой клетку с хрен его поймешь кем. Данное существо представляло собой совсем уже что-то с естественнонаучной точки зрения непотребное. Во-первых, вместо крыльев на спине был пропеллер. Во-вторых, вместо клюва имелась маленькая зубастая пасть. Тварь сия продавцом уважительно именовалась как "винтокрылый спонтомзавр" и куплена была аж за целых восемь монет. Судя по тому. как сильно она напоминала мышь, и судя по немалому количеству подобных ей странных особей, смышленое крестьянство очень неплохо сегодня подзаработало на боярстве.
После долгой неразберихи и межхозяйских распрей, вызванных сортировкой, были отобраны лишь настоящие птицы, способные хотя бы минимально копировать человеческий голос. Напрочь исключены были утки, гуси и всякие прочие куры и воробьи. Осталось всего лишь несколько клеток. В которых, нахохлившись, сидели попугаи разных расцветок, пара воронов и дрозды.
— Вот из этих, пожалуй, кого и выберем... — сказал, теребя бороду, царь. Присевши к первой же клетке, он просунул в нее пальцы и пощекотал дремавшего в ней довольно крупного попугая, — Эй ты, чирикало! Слышь! По-людскому-то бакланить умеешь?
Птица открыла один глаз. Затем неспеша другой. Затем отковыляла вбок от царской тормошащей руки, оглядела ее хозяина и сказала очень громко и внятно:
— Лысый пришел... Привет, лысый! Лысый Толику покушать принес?
Царь оторопел, а птица, входя в историю, поковырялась под мышкой и произнесла еще несколько фраз. Которых вполне хватило, чтобы именно ее вскоре выбрали и бережно отнесли во дворец.
— Блохи, блин... Ты лысый, у тебя нет. У Толика много. Тебе дать? Толик добрый. Ты, лысый, добрый? Покушать принес? Неси. Лысый, ты везде лысый? Покушать неси. Толик какать хочет. А нечем. Дай кушать, лысый. Эх, лысый... Тормоз ты. Птичка полчаса уже говорит, а ты все еще не врубился. Кушать, лысый. Неси. Лысый, ты что, глухой?!
Сказка №61
В это утро выпало так много снега, что двор и въезд во дворец расчищали многими силами до полудня. Мелькали лопаты, вырывался из бородатых ртов пар, скрипели по белизне обутые в войлок ноги. Его величество помимо личного мускульного участия громогласно руководил процессом, воодушевляя трудолюбивых и погоняя лентяев.