Кровать снова скрипнула под его весом.
Протянув стакан девушке, забившейся в угол подобно раненому зверьку, Кин постарался мягко улыбнуться. Если здесь есть одержимость, то демону будет «неприятно» сделать даже один глоток. Его вывернет практически сразу.
- Выпей. Перед едой всегда делают глоток воды. Твоя мать приготовила тебе вкусный ужин, Марта.
После небольшой заминки, Марта подтянулась к спинке кровати. Щурясь, она прикрывала глаза рукой и старалась не смотреть в сторону окна. После привычной темноты солнечные лучи действительно резали и ослепляли. А еще…свет выглядел в этой запущенной комнате, как нечто инородное. Среди грязи и мусора, больше подходящего какому-нибудь наркоманскому притону под мостом.
Томас наблюдал со стороны. Время от времени его взгляд опускался к низу кровати, а память воспроизводила жуткое зрелище разложения.
Изможденное лицо Марты с темными кругами под глазами, впалыми щеками и бледными потрескавшимися губами, наконец повернулось к Кину. Она рассматривала его с лихорадочным блеском в глазах, иногда чуть подёргиваясь от болезненных спазмов.
- Моя мать ничего не готовит мне. Она хочет, чтобы я умерла, страдала, отравилась… Она сделает все, чтобы не выпускать меня из этой комнаты. Я хотела уехать… но она сделала все, чтобы этого не случилось. Разбила мою жизнь, - быстрый взгляд, полный ненависти метнулся к двери, впиваясь в Роберту и жаля ее.
Томас невольно полуобернулся к пожилой женщине, зашептавшей себе под нос: «Это не правда, это не правда».
Стакан лег в слабую руку и оказался тяжелым для нее. Марта едва не разлила воду, но благодаря Маркусу, смогла отпить. Ее глаза прошлись по комнате, губы скривились в усмешке. Голос опять стал тихим, слышимым лишь Кину.
- Ты же знаешь, что такое разбитая жизнь, да, Отче? Не морщишься, смотря на меня. Даже твой друг брезгует, хоть и старается не показывать этого. Ты заглядывал под кровать? – Марта замерла, будто что-то стало не в порядке. Но затем сделала еще один глоток.
- Мне не стыдно. А тебя там ничего не удивит…Ты провел большую часть жизни в таких комнатах, да? Пытаясь понять, где зло, а где добро и кто победит. Кто же победит в этот раз?
Томас пытался расслышать слова Марты, но Роберта шептала рядом все громче и громче. Дряхлая рука женщины легла на грудь и схватилась за крестик под тканью кофты.
- Не правда, не правда, не правда, не правда, не правда…
Ортега поджал губы, начиная испытывать раздражение. Он желал подойти ближе, и в тоже время не хотел мешать Маркусу. Марта говорила с ним и это было важно. Приближение могло спугнуть ее.
-… Не правда, не правда, не правда…
«Господи, она может замолчать?» - навязчиво промелькнуло в голове молодого священника, а внутри словно что-то заскреблось, пытаясь пробраться вглубь его мыслей.
- Роберта, вы могли бы…дать нам возможность побеседовать с Мартой наедине? – не выдержав, Томас тихо обратился к миссис Данн, но та словно не реагировала: уже в полголоса и громче продолжала повторять одно и тоже, не спуская взгляда с дочери.
На лице Кина не дрогнул ни один мускул. Он смотрел в глаза Марты, поддерживая стакан со святой водой. Тихий голос девушки был вестником для него одного. В какой-то момент Маркус мог поклясться, что всё, что их окружало – стало не важным.
Только рубящие слова и вопросы, идущие из искусанных уст.
Если бы он был по моложе, то заглянул под кровать? Чтобы узнать, что там – ему не нужно это делать. Там могут быть остатки пищи, сгнившие до неузнаваемости и распространяющие этот ужасный запах. Там могут быть черви, пожирающие яблоки. Там могут быть крысы с перебитыми хребтами. Там может быть чья-то голова или… Смеющаяся над ним, Маркусом Кином, икона.
Холод лизнул позвоночник экзорциста, но он неожиданно улыбнулся. Да, Кин знал, что такое разбитая жизнь. Он не замечал, как что-то мягко и ненавязчиво влезало ему в разум. Точно червяк, худенький и тонкий, пожирающий вместо яблока человеческий мозг. Сея гной сомнений и не его мыслей.
Знал ли Кин, что такое разбитая жизнь?
Разбитая жизнь – это не его приход в семьи с больными, искореженными демонами людьми. Это не лица спасенных проведением Господнем, в котором Маркус был карающей и исцеляющей дланью Его. Не потерянные души, отданные на растерзание и попирание льва и аспида. Разбитая жизнь – его собственная, жизнь Маркуса Кина. Священника, лишенного сана. Экзорциста, никогда не знавшего поражений в борьбе за Творение Господне. А теперь жалкого, стареющего, с каждым днем становящегося все слабее. Тенью самого себя.
Это жизнь Маркуса Кина, в которой нет никого и ничего.
«Кто вспомнит обо мне и придет в темный час? Кто подаст мне руку и подставит свое плечо? Разве не я разрушал раз за разом то, что мог воздвигнуть? Не я оттолкнул Питера, воруя крохи тепла и счастья с ним, чтобы оставить его, так и не явившись в установленное время и день? Не я ли - человек без дома? Вечный скиталец, видящий кошмары по ночам, предпочитающий иной раз напиться, чтобы не думать? Изрисовавший Библию черными линиями искореженных деревьев».
Нет, это не мысли демона, а его мысли. Те, которые он не говорил вслух.
- Отец Наш - всепрощающий. Он простит и тебя и меня. И зло, творящееся вокруг нас. Как простил он Иуду, как простит и Каина, когда осознает тот все беды, сотворенные рукой его.
- Только для каждого из нас припасено местечко в адской агонии за все наши прегрешения, - Марта устало усмехнулась и через секунду накренилась к противоположному от Маркуса краю кровати. Ее рука сбила несколько чашек, пока подтягивала к себе наиболее глубокую тарелку. А затем ее вырвало.
Утерев рукой край рта, Марта полуобернулась на Кина. Ее глаза сощурились, будто она знала зачем пила святую воду и что именно ждал от нее священник.
- Это ли Его любовь и прощение, Отче? – ломано, на арамейском. Не совсем так, как говорят демоны; не так хорошо, как может сам Маркус. Словно она где-то услышала или повторяла слова, попадая в нужное произношение.
Экзорцист встал и направился к дверному проему. Теперь у него не было сомнений. Не уста дитя Божьего говорили с ним. Не бывает в них искушения и шепота, вопрошающего о добре и зле.
- Роберта. Марта знает какие-либо языки?
Фигура Кина загородила женщине вид дочери. Она сморгнула, точно проснулась от наваждения, и отпустила крест.
- В школе она изучала немецкий…На этом кажется все.
Томас вопросительно посмотрел на Маркуса, но тот лишь кивнул в ответ.
- Мы Вам поможем.
Кин не испытывал той радости, что загорелась в глазах Роберты. Он в очередной раз удостоверился в Проведении Господа, льющегося видениями через Ортега.
- Оставьте нас с Мартой. Томас.
Закрывая дверь за молодым священником, распрямляя плечи и разворачиваясь назад, Маркус поймал затравленный взгляд Марты. На секунду ему показалось что под слезшей к самому полу простыней кровати что-то шевельнулось.
Роберта зашаркала к соседней комнате и постучалась в запертую дверь.
- Алан. Они ей помогут, - в голосе женщины снова слышался надрыв и надежда, - Тебе до сих пор нехорошо?
- Лучше, мама. Я стараюсь поспать.
- Хорошо…они ей помогут. Помогут, – уже отходя от двери, продолжала бормотать миссис Дан.
========== Глава 2. Устами своими притворяется враг ==========
Томас перебирал четки. Марту снова начало рвать, и от этого мужчину непроизвольно затошнило самого. Он сглотнул, пытаясь абстрагироваться от звука, от усилившегося кислого запаха.
- Что она говорила тебе? – негромко спросил Ортега, обращаясь к Маркусу.
- Что вы дали мне? – Марта свалилась с кровати и схватилась за живот. Тарелка со слизью разлилась по полу и девушку вырвало снова, - Мама! Алан!
- Все то, что говорит Нечистый. Ничего не меняется, Томас.
Не обращая внимания на крик, Кин наклонился к сумке. Он не мог объяснить свое чувство: странное, едва сформировавшееся . Червь сомнения, которым, по мнению Маркуса, было ничто иное, как влияние демона; его попыткой влезть в разум и душу.