Взяв Кина под локоть, Томас отвел его к двери и понизил голос до шепота.
- Мы можем потерять ее, Маркус… Все очень плохо, посмотри на нее. Демон словно…ушел… Наших сил не хватает, чтобы вытащить его.
- Мы сможем, Томас. Демон затаился и он слаб. Ты отмечен Богом, и просто так Он не привел бы тебя сюда. Так что… Прекрати поддаваться сомнениям. Мы теряем время.
Молодой священник поджал губы и потер подбородок, переступив с ноги на ногу. Мысли хаотично бились друг о друга, высекая лишь одно устойчивое ощущение о том, что они теряют Марту. Взглядом Ортега обежал лицо Маркуса и вновь вспомнил фразу: «Ты для меня бесполезен». Может им не хватает сил теперь? Потому что Маркус… Нет. Не стоит поддаваться на это.
- Сколько еще она выдержит? Может…может его стоит выманить?
- Не твоим «любимым способом», - многозначительно хмыкнул Кин, отворачиваясь и смотря куда-то в сторону. Сомнения, терзавшие его напарника, терзали и его самого. Однако мужчина не собирался позволять Томасу снова окунаться в объятия зла. Не после того, что рассказала Мышка. Он чувствовал, что что-то не так. Слишком… Просто? Нет, слишком все складывалось «хорошо».
Что если то, что им показывал демон является лишь ширмой перед чем-то большим?
Краем глаза Ортега заметил шевеление на кровати. Марта приподняла голову и смотрела на них неотрывным взглядом. Ее губы шевелились, но слова были неслышны. Следом за Томасом на девушку посмотрел и Маркус.
- «…это не мое дело, это не мое дело, это не мое дело…» – наконец стало долетать до них. С последним отчетливым повтором, Марта приподняла голову чуть выше, - Отец Ортега, ты можешь думать еще громче? Какой впечатлительный…
Томас сжал четки в пальцах и перетер бусины, склонил голову и вернулся к молитве.
- Не сопротивляйся, скорей беги из этого человека, поскольку в теле этом поселится Христос.
- И пусть ты знаешь, что я грешен не меньше, чем ты, — не презирай меня, - голос Кина прозвучал тверже. Полный холодной уверенности, он скрывал, что взгляд и дух дрогнули. Фраза, стечением обстоятельства, досталась ему слишком… Острая. Экзорцист перекрестился. Внимательно уставился в глаза одержимой и…
Она улыбнулась ему.
Искусанные уста дрогнули, кончик языка скользнул по кусочкам шкурки нижней губы. Медленно, увлажняя и привлекая внимание. Демон расслабил плечи и откинулся назад, открыв взору женское горло и издав тихий стон. Губы Марты приоткрылись, повторяя снова этот звук. Хриплый, гортанный.
- Вот так, Отче Маркус, да? Так ты лежишь на спине и позволяешь… Чужим рукам, губам, языку, члену… Поглощать тебя, жрать тебя, заставлять дрожать? Вот так ты стонешь, плавая в развратной грязи, - вкрадчивый пробирающий хохот вырвался из девушки, её волосы снова упали на лоб и закрыли глаза. Только губы продолжали шевелиться. – О, святой Отче… Мне показать, как ты отдаешься Греху и своему такому… Вкусному… Сильному… Возбуждающему голоду?
- Ибо сам Господь повелевает тебе. Величие Христово повелевает тебе, - не отрывая взгляда об Библии, повысил голос Томас.
- Бог Отец повелевает тебе. Бог Сын повелевает тебе.
«Я верю в Тебя. Я уповаю на Твое решение. Я верю…»
Маркус прикоснулся губами к распятию. Он не вслушивался в слова демона, не хотел думать о том, что грешен. Что низко пал, что мог по этой причине растерять все свои силы. Нет, он не позволит демону одолеть себя, хоть тот и показал кое-что из того, что он, Маркус Кин, испытывал каждый раз, предаваясь плотской нужде.
- Дух святой повелевает тебе. Святой крест повелевает тебе.
Марта закрыла глаза и повела затекшими руками, разминая запястья.
- Ты помнишь семинарию, Томас? Послеобеденный час и два послушника на кухне. Помнишь, что ты почувствовал, когда увидел их вместе?
В голове Ортега что-то заскреблось, протискиваясь через ряд заученных строк. Вытесняя слова, видение распятия и мысли о благодати и силе Божьей. Но Томас пытался не поддаваться.
- Вера святых апостолов Петра и Павла и всех других святых повелевает тебе.
- Ты смутился. Потом возмутился, затем тебе стало стыдно. Ты думал стоит ли рассказать о них. Ведь это не правильно, еще не правильнее, чем переглядки с девочками. Но потом… в какой-то момент тебе стало интересно. И сейчас тебе интересно. Чувствуешь?
Воспоминания кусками стали всплывать перед глазами. Ортега сбился. Он прервался, зажмурил глаза и тряхнул головой, будто это могло помочь. Молодой экзорцист давно забыл о том случае, о том дне и нескольких последующих, в которых присматривался к своим «братьям», застав их поцелуй и…замерев, наблюдая за ним. Никак не прервав, не постаравшись выдать чужое присутствие и остановить их.
- Не слушай его, - Кин оборвал молчание Томаса резким окриком. Он понимал, на что бьёт демон. Понимал, что в церкви тоже есть свои «подводные камни». Что не меньше зла и греха пребывали и будут пребывать в стенах, построенных для поклонению Духу Святому, Сыну его и Матери Божией.
- Томас. Соберись.
Что-то упало сзади, заставив Маркуса напрячь спину, но не развернуться. Демон слабел. Демон отвлекал демонстрацией своей силы.
- Закрой свой грязный рот пустой священник! – Марта подалась вперед, натягивая путы на своих руках, издавая следом невнятное бормотание. Её плечи дрожали, а слюна капала на грязную ночную сорочку. – Пожалуйста… Пожалуйста, хватит… Я все скажу… Скажу, все, что ты хочешь… Только не делай мне больно…
Медленно её голова вновь поднялась, худое в потеках от рвоты, слез и слюны лицо исказилось улыбкой.
- Молчи, «святой Кин», пустой Кин. Кин, которого не слышит Бог, Кин, которого не видит Бог. Теперь ты можешь спокойно долбиться в зад и даже в рот. Так как врата Рая для тебя на-а-а-в-се-е-е-г-да закрыты, - протянув на распев, Марта заплакала, застучала по матрасу ногами, повторяя, что ей очень больно. Она стала звать Алана навзрыд, подвывая все громче.
Маркус выдохнул и первым начал зачитывать молитву по второму кругу. Его пальцы коснулись лба Марты, начертив распятие, но голова девушки не дернулась. Крика демона не последовало. Только тело вытянулось, а взгляд остановился на его лице.
Это лицо внезапно показалось ему знакомым. По спине прошел холодок.
Он видел его раньше. Эту улыбку. Этот лик. В своем кошмаре: с иконы, самой первой засмеявшейся над ним.
- Отче Томас… Посмотри на него, на этого старого педика. Он жалок. Разве такой жизни вы хотите себе на старости лет? Быть… - голова дернулась в сторону Томаса и Марта поцокала языком, тяжело вздыхая, – Быть никому абсолютно не нужным. Брошенным. Даже своим любимым Богом. Оставленным на обочине, как старый никчемный… Потерявший нюх пес. У вас, Отче, может быть семья… Любимая жена. Вы можете целовать её, обнимать, вырастить детей… Пить с ней все краски жизни, не голодать за запретным плодом, за чувствами и страстями. Отче, а, Отче? У вас может быть все это. Неужели вы хотите стать копией этого забытого всеми сраного язвительного ублюдка Кина, который ничего не имеет кроме очередной ночи в мотеле, отдающегося на грязной кровати какому-нибудь пьяному мужику? Он ведь и Питера потерял, свой последний билетик в нормальную жизнь.
Томас сжал губы и посмотрел в глаза Марте. Раньше его взяло бы это. Раньше, но не теперь, когда Джессика и прежняя жизнь без стоющей цели остались позади.
- Мой путь избран и господь ведет меня.
***
Дверь открыли без стука. Марта откинулась на кровать и, с новым всхлипом, вытянула руку к вошедшим.
- Помогите… пожалуйста…
Пастор Уильямс, настоявший на желании проведать несчастное дитя, после службы ужаснулся. Он узнал отца Томаса, но второй мужчина был ему не знаком. Девушку держали связанной, в грязи и духоте, явно мучая. Припухшая губа и потемневшее пятно на щеке говорили о побоях. Как эти люди могли творить такое зверство с больным человеком, а ее мать допустить подобное обращение? Если бы не Алан, то Роберта так и не позволила бы ему приехать и посмотреть на то, что происходит в доме.