Мысль внезапно остановилась на «доме». Он… не помнил дорогу. Знал, как идти, но визуально вспомнить не мог. Напрягшись, Ортега остановился. Да что с ним сегодня? Он ведь знал свой район в Чикаго, как пять пальцев. Только вот окружение походило больше на пригород, чем на город. Стоило напрячься и адрес всплыл в памяти, а следом за ним появилось и внутреннее понимание в какую сторону идти.
Бросив ключи в миску с мелочью привычным движением, Томас разулся. Хотелось скорее забраться в душ и смыть с себя странное ощущение не окончившегося сна. Его квартира не казалась чужой и это успокаивало. За исключением фигуры, замеченной краем глаза, когда он проходил по коридору мимо кухни.
Сделав медленный шаг назад, мужчина непонимающе посмотрел на смуглую девушку с длинными черными волосами.
- Джессика? Чт…Что ты здесь делаешь?
Она обернулась, затем улыбнулась, чуть склоняя голову к плечу и прищуривая глаза. Вопрос ее явно удивил, но не застал врасплох, как самого Ортега.
- О чем ты, Томас? Я… живу здесь… с тобой, - ее улыбка стала неуверенной и настороженной, - С тобой все хорошо?
Тарелки опустились на стол, и Томас только сейчас заметил, что она занималась приготовлением завтрака. Они…живут вместе? Как давно? Разве…Разве что? Память казалась ленивой и неподвижной, точно намеренно блокировала ход мыслей.
Под обеспокоенным и ласковым взглядом мужчине стало неудобно и стыдно, что он не помнил такого важного события своей жизни.
- Да….да, да, нормально. Просто я… - он опустил виновато голову и улыбнулся, посмотрев на Джессику исподлобья, - Извини.
- Я приготовила оладья с яблоками. Давай-ка садись за стол.
- Хорошо, только схожу в душ.
Девушка усмехнулась, прикусывая нижнюю губу, и скрестила руки на груди. В ее глазах промелькнула искра, которая всегда привлекала Томаса.
- Para unirte? (исп.- К тебе присоединиться?)
Что-то внутри Томаса дрогнуло и потянулось к этому предложению. Оно шептало «можно», в противовес устойчивому, укоренившемуся чувству запрета.
- А… нет. Я очень быстро, - виноватая улыбка мелькнула на лице, и Томас поскорее ретировался в ванную, запирая за собой дверь.
Когда он вышел, Джессика вела себя отстраненно. Напряжение чувствовалось в воздухе и за завтраком они не проронили ни слова. Томас наблюдал, все еще не избавившись от ощущения, что что-то было не так. У него было столько вопросов, но он не знал, как их задать, не показавшись странным. Ведь они живут вместе, это очевидно: по вещам в его квартире, по наличию одежды Джессики в шкафу, по тому, как свободно она чувствовала себя на кухне.
- Томас, - наконец не выдержав начала девушка, смотря в стол. - Я не хочу давить на тебя, но… Может скажешь в чем дело? Ты словно… боишься меня. Сам не свой. Что-то тревожит тебя или ты…
Она обхватила чашку руками, прокручивая ее и подбирая слова.
- Или я надоела тебе? Понимаю, мы не так представляли нашу жизнь, точнее…
- Нет. Нет, что ты… - накрыв ее запястье своей ладонью, Томас ощутил тепло и мягкость кожи. Пленительную близость.
Как он мог не помнить что-либо связанное с Джессикой? Ведь в его памяти было каждое письмо, каждая строчка, каждая их встреча, взгляд, прикосновение, поцелуй… Он снова виновато улыбнулся, поглаживая тонкую руку.
- Я просто странно себя чувствую. Словно… - он усмехнулся и пожал плечами. С Джессикой он всегда говорил откровенно, ему не нужно было стесняться и бояться сказать что-то не так, - Словно я в прекрасном сне, но реальность выглядит иначе. Ты просила больше не писать тебе, мы попрощались…
Ладонь Джессики прервала его, оглаживая подбородок. Она пододвинулась и улыбнулась, тепло глядя в карие глаза. Затем пальцы прошлись по виску и зарылись в волосы, погладив за ухом.
- Но теперь я здесь, Томас. Все изменилось. Не бойся наконец-то поверить в то, что видишь. Ты многое сделал, чтобы заслужить спокойную и нормальную жизнь. Обычную жизнь. Мы оба преодолели достаточно для этого. И теперь можем наконец-то быть счастливы друг с другом.
Поцелуй вышел продолжительным, мягким и нежным. Оторваться от него было трудно, но Ортега нашел в себе силы. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
- Мне пора на работу, - он еще раз коснулся ее губ и поднялся из-за стола, уходя в комнату.
- Работу?
- В церковь.
Джессика остановилась в коридоре и стала молча наблюдать за сборами. Как ни странно, но колорадки Томас не нашел. Он не заметил и отсутствие распятия над кроватью.
Решив, что возможно каким-то немыслимым образом главный атрибут священника он оставил в приходе, Ортега остановился у двери, обуваясь. Заметив, что Джессика наблюдает, так и не сказав ни слова, мужчина нахмурился.
- В чем дело?
- Твой приход закрыли, Томас…
Он выпрямился и озадаченно поднял брови. Закрыли? Как это возможно?
- Полгода назад. И ты перестал быть священником. Оставил сан, чтобы жить полноценной жизнью.
Томас не верил ей. Он оперся спиной о стену и потер виски, пытаясь вспомнить хоть что-то из сказанного. Прошлое казалось таким туманным; позволяло выхватить лишь куски, не относящиеся к сути поисков. Каждое более менее четкое воспоминание относило мужчину к Джессике и мыслям, которые действительно посещали его голову – оставить сан и зажить нормальной жизнью. К словам Кина о том, что ему не нужно идти какой-то дорогой, ведь у него есть приход, семья и любимая женщина.
Кин.
Ортега вскинул голову, и пелена забытья спала с одного из фрагментов. Тот мужчина, которого он видел сегодня на улице. Его зовут Маркус Кин. Они общались, они говорили с Томасом о его жизни, когда мексиканец что-то решал. Суть переломного момента ускользала, но священник не оставлял попыток вспомнить.
- Томас, - Джессика приблизилась, кладя ладонь на его грудь и заглядывая в лицо, - Что с тобой? Томас?
Кин. Кин. Кин. Память пыталась поглотить яркое воспоминание того разговора, укрыть непроглядной пеленой. Но Ортега знал, что за одним моментом потянутся другие. Обеспокоенный взгляд Джессики отвлекал, ее голос приглушал шум мыслей.
- Я в порядке. Мне надо пройтись.
- Куда ты собрался пройтись? Посмотри на себя, ты бледен. Останься дома, Томас.
- Нет, - он сдавленно улыбнулся, сдерживая всплеск раздражения и мягко сжав плечи Джессики, отстранил ее от себя, - Мне нужно подумать. Извини. Я приду… потом.
Выскочив на улицу, быстрым шагом удаляясь от дома, Томас вздрагивал, слыша, как Джессика продолжает его звать. Это было грубо с его стороны, она не заслуживала такого обращения, но… Томасу нужно было подумать.
На улице по-прежнему стояла тишина. Людей не было, однако ощущения, что они вымерли, не возникало. Просто это казалось странным, если обратить внимание. Ортега шел, смотря под ноги, и не отвлекался от воспоминаний. Он цеплялся за Маркуса Кина, но при этом не мог сказать, что делал вчера. Где был вчера, с кем говорил. Также как и неделю или месяц назад. Затем в голове столкнулись две мысли «Маркус Кин» и «приход». И тут события хлынули.
***
Пальцы стали черными. Уверенные движения оставляли след на белом холсте. Легкие штрихи превращались в мазки. Маркус расположился на заднем дворе. Большой деревянный мольберт позволял приколоть к себе половину ватмана.
После того как он проводил Питера и забрал газеты, то практически сразу решил заняться своей работой. Хотя работой это было трудно назвать.
Психолог настаивал, что ему стоило рисовать как можно чаще. Это давало положительные результаты, помогало справляться с его «проблемами». Питер тоже это говорил. Он часто приходил и заставал Маркуса за рисованием. Воспоминание вырисовывается само собой
Теплая рука обнимает со спины, проскальзывает на живот и берет в объятие. Горячие и сухие губы касаются виска, скользят немного ниже. Крепкое сильное тело прижимается со спины.
- Ты снова ничего не ел?
Желудок отзывается бурчанием и Кин понимает, что не ел.