Губы сами двигались, повторяя слово за словом, раз за разом. Так как сомнения и страх росли. Что если он не успеет? Что если уже слишком поздно? И Мышка была права, что Кин нажал на кнопку ядерной бомбы и Ортега потерян навсегда?
Почти месяц назад Маркус нашел Беннета и смог загнать его в ловушку. Это была миссия не Томаса, он бы не справился. И по-хорошему, бросая взгляд на удаляющуюся полосу дороги через зеркало заднего вида, Кин понимал, что рисковал вдвойне, если бы повел молодого экзорциста за собой.
Машина плавно притормозила у заправки. Хлопая дверью на выходе и надевая на голову шляпу, за козырек надвигая её на лицо, Маркус направился к магазину. Взяв две бутылки воды и фаст фуд, зная, что нормально перекусить не получится еще долго, священник прислушался к тому, что вещали по прикрепленному к стене телевизору.
Новости менялись, пока он стоял на кассе и ждал своей очереди. Когда Маркус поставил покупки на двигающуюся ленту, он не сразу заметил этикетку на бутылке воды. Она привлекла внимание лишь при расчете с продавцом. Взяв её в руки отдельно от небольшого пакета, он осмотрел изображение реки и гор с надписью какого-то заповедника.Тут же захотелось выругаться, но Кин поправил шляпу и молча вернулся к машине.
Заправляя бак бензином, он старался избавиться от накативших мыслей о Питере. В конце концов, у них бы ничего не получилось. Он не мог остаться с ним, как бы ему ни хотелось. И как назло в голове звучали слова демона, изгнанного из Энди. Он был прав, бедный Питер; Маркус не может быть нормальным.
Воспоминания ночи и нескольких отрывистых встреч с Питером легли на плечи Кина несвойственным ему сожалением. Он помнил то чувство: легкое, щекочущее, заставляющее почти робко улыбнуться, хотя робости в нем давно не было. Те осторожные поцелуи и слова Питера; то, что Кину предлагали и что могло быть.
Возможно, он раз за разом делает одну и ту же ошибку, предавая близких ему людей, сбегая от них прочь?
«На руки возьмут тебя, да не когда споткнется о камень нога твоя, на аспида и василиска наступившая, и потревожившая льва и змия. Ибо на Меня уповает. Избавлю и покрою, ибо познал имя Мое. Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним буду в скорби, излечу его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое».
Молитва горчила на языке и Кин с злорадной практически усмешкой понимал, что с ним такое. Это он, Лукавый, пытался сеять сомнения. Именно поэтому Маркус беспрерывно читал молитву Господу, дабы избавиться от тревог и влияния Нечестивого.
Размышляя, насколько может быть силен демон, не отпускающий Ортега, Маркус достал из бардачка распятие и повесил себе на шею, целуя. На дороге как назло появились пробки, но он терпелив и сдержан. Он знал, что путь не будет легким. И ему хватит времени снова подумать, найдутся силы снова начать говорить мысленно с Богом, отрицая то, что шепчет ему Искуситель голосом Беннета.
За голосом следует отчетливое воспоминание, как Кин говорил с Девином. Вернее, с тем, кто вселился в некогда сильного своей верой человека. И как бы он не пытался изгнать демона, исцелить и спасти душу, Маркус понимал, что этого уже не сделать. Слияние произошло, а он – не Ортега. Но он бы и не подпустил Томаса к Беннету, понимая, что зло слишком сильно.
***
- В черном человеке… Черное, да, Маркус? Старый облезлый лев, потерявший свою силу. О, Он не говорит с тобой? Ты знаешь, Маркус, что тех, кто слышит голоса, сажают в психушку?
Святая вода почти не жжет Беннета, заставляя его лишь едва морщиться и усмехаться. Его кожа не покрывается волдырями, губы не иссушены. Он все такой же, только взгляд не тот. Черный, извилистый, полный утягивающего в глубину мрака, как и его речи. Привязанный к стулу, глумящийся над отлученным экзорцистом раз за разом и не называющий свое истинное имя.
- Я знаю, что ты прячешь. Ты завидуешь своему львенку. Как ты думаешь, как он там сейчас? Спит с этой сучкой Мышкой, которую ты не смог спасти? А она молодец, хорошо отомстила, забрав мальчишку от тебя, а? Как думаешь, она уже раздвинула перед ним ноги, как тогда перед тобой, лежа связанная в вашей «святой» обители? Или же ты…
***
Маркус щурится, потирает глаза и дотрагивается пальцами до круглой ручки двери. Она крутится вправо со скрежетом, замок поддается не сразу. Толкая плечом высушенное дерево, вглядываясь в черноту, Кин застывает на пару секунд в проеме.
Внутри темно и пахнет сыростью. Раздается звук колокольчика. Где-то рядом играет музыка, приглушенный звук из телевизора льется справа. В лицо ударяет прохлада и что-то еще.
-… Есть здесь кто-нибудь?
Вопрос отражается от стен, издалека раздается чей-то смех. Кин хмурится, сжимает распятие в руке, ступает в клубящуюся темноту и прикрывает глаза. Он слышит шепот вокруг себя.
- Раз.
- Два.
- Три. Четыре. Пять.
- Я иду тебя искать.
Детский смех обрывается вместе с топотом ножек. Его заменяет монотонный голос, читающий псалмы. И Маркус узнает этот голос. Темнота сменяется на коричнево-черный оттенок. Приглушенные цвета от горящих свечей освещают коридор, а затем и открытую дверь дальней комнаты. В ней экзорцист замечает силуэт человека, стоящего на коленях, явно молящегося.
- Томас?
За силуэтом священника (точно священника), одетого в сутану, яркий витраж в форме креста, с которого падает свет. Он освещает голову молящегося, позволяя увидеть черную смоль слегка вьющихся волос.
- Томас!
- Господи, светом Твоего сияния сохрани меня на утро, на день, на вечер, на сон грядущий…
Маркус срывается на скорый шаг. Нога путается в скрученной веревке, и он едва не падает. Тьма за спиной продолжает наступать, но он не оборачивается. Он видит Ортега.
- Томас!
- … и силою Благодати Твоей отврати и удали всякие злые несчастья, действующие по научению дьявола.
Достигая открытой двери, хватаясь за ручку, тяжело дыша - точно он пробежал не каких-то пять метров, а пять километров - Кин врывается внутрь комнаты. Шаги даются тяжело. Вокруг пахнет ладаном. Ровный свет свечей вызывает слезы на глазах. Со стен смотрят десятки лиц с икон. Человек в сутане продолжает молиться. Рука Маркуса сжимает плечо священника, и тот произносит последнюю фразу, поворачивая к нему голову.
- Ибо Твое есть Царство и Сила, и Слава, Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
- Томас! Что ты здесь делаешь? Где…
Он помогает ему подняться и говорит, что надо выбираться. Вот только Ортега останавливает и сжимает его плечи, смотря внимательно в лицо, предлагая помолиться вместе с ним.
- Помолись со мной, Маркус.
- Сейчас не вре….
- Помолись со мной, Маркус.
Кин не может ему отказать, нутром чувствуя, что здесь что-то не так. Он складывает ладони и становится рядом, вплотную. Приоткрывает губы, чтобы выпустить слова молитвы и сбивается. Он начинает снова, качнув головой. И снова. И снова.
Из его горла вырываются и путаются слова. Глаза начинают слезиться.
- Маркус? Ты не помнишь слова, Маркус?
Голос Томаса звучит слишком близко и Кин вскидывает голову. Отряхивается, щурясь, и переводит взгляд на комнату.
- Где мы, Томас?
- Помолись со мной, Маркус.
- Я спрашиваю где мы, черт тебя подери, Томас!
- Не поминай имя Лукавого в суе, отец Маркус Кин. Ты не в себе.
Кин вскидывает голову выше и замечает, что иконы улыбаются ему. Нет, они скалятся, смотря со всех сторон именно на него. Свет свечей дрожит, а запах ладана сменяется на тошнотворный аромат гнили и серы.