—Впрочем, это не так уж и важно, — мисс Клинг вроде бы смягчилась, но в воздухе витал запах притворства и тайного удовлетворения. — У тебя всё равно больше не появится возможности. Начало Очищения означает, что ты всё твоё время займёт медитация, а покидать общежитие ты будешь только со мной. Это, прости уж, вынужденная мера предосторожности: мы не можем рисковать тем, что при виде жирных гамбургеров в тебе проснётся бунтарский дух. Я вижу к подобному достаточно предпосылок.
Отпустив этот туманный, но определённо обидный комментарий, мисс Клинг кивнула Леви и пошла прочь, остро цокая каблуками по паркету. Правда, через несколько секунд она обернулась:
— Можешь пока спать. Я вернусь в девять, и начнём. И да, Леви… хочу намекнуть — ради твоего же блага — что тобой не совсем довольны. Ты, наверное, сама знаешь, почему, хм?
Некоторое время оцепеневшая послушница просто смотрела в удаляющуюся перламутровую спину наставницы, а потом медленно закрыла дверь. Немного подумав, она пнула несчастный кусок полированной древесины, содрала с кровати одеяло, ничком бросилась на прохладную постель и впервые в своей жизни принялась сквернословить — глухо, неуклюже, но очень яростно.
Глава девятая. 8 октября 1985 года, 08:01, час Солнца
Очков на тумбочке снова не оказалось. Но хотя бы сама тумбочка присутствовала.
Старательно обходя мыслями вчерашние события, я позволил себе раскатисто зевнуть, не открывая глаз. Мой нос был на месте — роскошь, которая стоила мне почти всех запасов энергии. Медь нужно будет заряжать дней семь, но зато я смогу выйти из мотеля без этих потрясающе стильных синяков в пол-лица. Увы, отсидеться не вариант — мне же нужны новые окуляры?
В их отсутствие мир выглядел слишком уж неуютным местом. Хотя сейчас, сев на кровати, я даже порадовался этому: унылая комната в дешёвом мотеле «Хот-дог и подушка» приобретала таким образом приятный флёр загадочности.
Я спустил ноги на пол и ощупью нашёл у изголовья початую пачку L&M. Хороший же борец за правду из того, кто не может почувствовать себя человеком, не причинив немного вреда своему здоровью. Есть в этом что-то от самоистязания великих подвижников.
Щёлкнув зажигалкой и затянувшись, я открыл окно. На меня обрушилась волна утренних запахов теневого Трипл Спайкс — собачье дерьмо, бензин, близкая свалка и так далее. Тысяча и один оттенок оптимизма, чтоб его.
Нет уж, лучше табак, пусть и плохой.
— А может, ром-колы прямо с утра? — послышался за моей спиной бархатистый голос, от которого я чуть не съел сигарету целиком.
— Так. Я же на самом деле не проснулся, да?
— А ты быстро схватываешь, юный Бельторн.
— О, Яхве.
— Не суесловь. Он тебя не слышит. Он уже давно никого не слышит, — эта реплика сопровождалась чем-то вроде горькой усмешки.
Я обернулся. Марбас и его треугольная улыбка с удобством разместились в кресле, которого в моей комнате никогда раньше не было. Но почему бы и нет, если уж приличной мебели в «Хот-доге и подушке» не водится?
— И где я теперь валяюсь?
— На этот раз всё нормально. — Марбас поднял чёрную ладонь в успокаивающем жесте. — В своей кровати.
— И на том спасибо. Зачем я тебе снова понадобился? И, если уж на то пошло, то кто ты вообще такой?
Марбас хохотнул, тряхнув своей золотистой гривой:
— Я думал, что ты во мне нуждаешься несколько больше. Но не буду лгать, я тоже заинтересован.
— Так кто ты?
— Бармен. Тебе же понравился коктейль в моём исполнении.
— Мне и твоё чувство юмора нравится.
— Я польщён.
— Но это же не причина считать тебя, например, клоуном?
— Неважно, кем ты меня считаешь, юный Бельторн. Сделай мне приятное, уважь моё… инкогнито. В нём нет никакого вреда.
— Я должен просто взять и поверить?
— Ты так уже однажды поступил, разве жалеешь?
Я стиснул зубы и кулаки. Воспоминания о вчерашнем накатывали неумолимо, как ни старался я от них отмахиваться.
— Да.
— Прости? — Брови Марбаса, убийственно яркие на фоне тёмного лица, взмыли вверх. Я поймал себя на том, что вижу его фигуру ясно и чётко, как если бы был в очках.
— Нет, знаешь, к тебе я действительно не в претензии. Спасибо, наверное. — Я развёл руками и поклонился как можно театральней. — Но всё плохо кончилось, и надеюсь, что только для меня.
— Кончилось? — От удивления с лица Марбаса даже сползла его фирменная улыбка и потерялась где-то под креслом. — Да ещё и плохо? Юный Бельторн, ты не путаешь ли чего? Мне вот кажется, что всё прошло прекрасно.
— Может, мы с тобой вкладываем в слово «прекрасно» разный смысл. — Я пожал плечами.
— О, я действительно нахожу в этом повод для радости, который ты едва ли поймёшь.
— Ну, поделись. Я попробую.
— Спасибо. — Улыбка выползла из-под кресла и медленно забралась на своё законное место. — Так вот, меня крайне радует то, что ты не сможешь послать Ассоциацию к… кому-нибудь из моих друзей. Теперь тебе всё-таки придётся с ней сразиться.
С минуту я молча жевал потухшую сигарету и рассматривал облачение своего собеседника, за неимением лучшего занятия для мозга. Интересно, почему Марбас одет в пурпурный костюм-тройку с искрой?
— Всё-таки не понимаешь, да?
— Нет, смысл-то до меня, вроде, дошёл. Но почему ты так решил и что тебе вообще за дело?
— На что отвечать в первую очередь?
— Выбирай сам.
Марбас коснулся своих губ, будто пряча их за длинными обсидиановыми пальцами, сплошь унизанными перстнями с неизвестными мне самоцветами — неяркими, но притягательными. Они не мерцали, не фосфоресцировали и вообще вели себя очень скромно, но у меня появилось отчётливое подозрение, что они и держат всю эту сцену. Я с трудом оторвался от них и посмотрел прямо в единственный глаз своего гостя.
— Ты кривишь душой, юный Бельторн, — сказал наконец Марбас.
— Попросту говоря, лгу?
— Возможно. Но не мне. В любом случае, я начну с рассказа — быть может, потом первый вопрос отпадёт сам собой.
— Валяй.
Марбас поднялся с кресла, оставив на нём улыбку. Лицо его приобрело задумчивое и отстранённое выражение, словно он к чему-то прислушивался.
— Сегодня утром мисс Леви Дим вошла в фазу Очищения. Теперь Ассоциация будет контролировать каждый её шаг, она больше не принадлежит себе. И не будет принадлежать никогда, если ты ничего не сделаешь.
— Что? Очищение? Чушь какая-то. — От новой информации мне стало сильно не по себе. Интересно, могут ли во сне у человека вспотеть ладони. — Не припомню ничего подобного.
— Разумеется, юный Бельторн. — Марбас нахмурился. — Этот обряд разработали всего год назад. И если бы ты представлял, чем он может кончиться для мисс Дим…
Вцепившись в его воротник, я осознал, что он на полголовы выше. С самоконтролем у меня сегодня всё было очень худо.
— Эй, Бельторн! — Дыхание Марбаса пахнуло дымом и чёрным перцем. — Окстись!
— Что они хотят сделать с Леви? — От моего голоса осталось только шипение. — Говори!
Улыбка скользнула Марбасу на плечо и снова воцарилась на хозяйском лице.
— Вот именно это я и подразумевал, мой юный друг.
Спустя секунду я осознал, что держусь за воздух, потерял равновесие и рухнул прямо в кресло «бармена», чей бархатный, почти мурлыкающий смех звучал теперь за моей спиной.
— Осторожней! Твой нос заслуживает более бережного отношения.
— Говори, — снова потребовал я, пытаясь собрать себя в кучу.
— Должен предупредить: я могу сообщить гораздо меньше, чем знаю. Я тоже не совсем… свободен. То, что я для тебя делаю, я делаю в обход величайшего множества запретов, которые меня сковывают.
В моей голове точно включили свет. Может, я начал, наконец, приспосабливаться к условиям сна? Обычно я соображаю быстрее.
И должен был сообразить ещё в первый раз.
— Ты — один из Герцогов, да?
Улыбка Марбаса из язвительной стала спокойной:
— Я не ошибся в тебе, юный Бельторн. Ты догадался сам, и, значит, ни одно правило не нарушено.