— Здравствуй, девушка, — звонко сказал Танцор, улыбнувшись с неожиданной мягкостью. — Мои владения страшат тебя?
— Да… сэр, — выдавила Леви и тут же устыдилась этого «сэр», прозвучавшего крайне неуместно.
— Что ж, значит, ты не глупа. По словам Бунтаря, ты нуждаешься в учителе и не сможешь без него обойтись. Правда ли это?
— Я не знаю… Наверное. Меня учили, что духи сводят с ума таких, как я…
— И это верно. Знаешь ли ты, как спасается твоё племя?
— Нет…
— Становится глухим и слепым. Как только вы начинаете видеть истинное лицо мира, вам закрывают глаза — вместо того, чтобы научить вас смотреть, не отводя взгляд. Вам предлагают всю жизнь хлебать жалкие крохи силы из медных плошек вместо того, чтобы научить свободно дышать светом Вакан-Танки. Жив ли среди вас ещё хоть кто-то, кто помнит, как это делается?
— Она не виновата, Танцор, — сердито проговорил Кроцелл.
— А, не вмешивайся, — бросил хозяин парка, не повернув головы. — Зачем ты здесь, девушка? В тебе нет уверенности, нет решительности, да и храбрости совсем немного. Если бы я предложил тебе освобождение от мира духов, скажи, неужели бы ты не приняла бы его?
— Что… что вы имеете в виду?..
— Не каждый из тех, кому мир духов открывал свои двери, умел выдержать ритм Танца — и мы просто освобождали их от песен, которые причиняли им боль. Я мог бы сделать это и для тебя, если ты захочешь.
Над озером проснулся ветер, и спокойствие воды нарушилось лёгкой рябью волн. Помолчав немного, Танцор покосился в сторону Кроцелла и добавил:
— И именно об этом должен просить Бунтарь, если он действительно стремится защитить тебя.
Леви взглянула на Герцога, ожидая возражений, но тот лишь покачал головой:
— Я не думал о таком. Если Танцор знает, как избавить тебя от Дара, и ты выберешь этот путь, я не буду препятствовать.
— Да и зачем? — Хозяин парка язвительно ухмыльнулся. — Ты влип в сделку со смертным, и это явно облегчит тебе работу, разве нет?
Слова, которые показались Леви не более обидными, чем большая часть сказанного Танцором прежде, произвели на Кроцелла странное действие: его глаза сузились и ярко сверкнули, а лицо исказилось гримасой, в которой послушница с глухим удивлением опознала гнев.
— Я здесь не затем, чтобы терпеть твои насмешки, Танцор.
— А я здесь не затем, чтобы насмехаться над тобой. — Хозяин парка стал неожиданно серьёзен: даже из глаз улыбка бесследно пропала. — Мне известна Правда, которая велит таким, как ты, служить смертным; мне известна ваша мучительная жажда свободы; и, наконец, мне известно, что ты сам избегал ярма не одно столетие. Почему ты всё же подчинился, Бунтарь? Что ты получил взамен?
— Довольно!
— И впрямь. Я не ищу ссоры.
Вернув своё внимание Леви, Танцор снова скрестил руки на груди. Ветер дотянулся полупрозрачными пальцами до его волос, и свет Луны, освобождённой от туч, причудливо заиграл на бисерных шнурах.
— Что скажешь, девушка? Примешь моё предложение? Соглашайся, и все твои тревоги останутся позади.
— Нет.
Послушница сказала это очень тихо, но, кажется, её услышал весь парк. Деревья мгновенно прекратили перешёптываться, с поверхности озера исчезла рябь, и даже ветер будто споткнулся о собственный хвост.
— Нет? — Танцор вопросительно изогнул бровь. — Ты уверена? И почему же?
— Я не хочу этого. Не теперь.
Больше всего Леви боялась, что хозяин парка начнёт задавать вопросы. Он мастерски находил уязвимые места собеседников и поддевал их, будто сдирая свежую коросту с недавней ссадины; а причины, которые побудили послушницу отказаться, звучали бы отчаянно глупо…
Что открыть ему в первую очередь? То ли, что без постоянной симфонии окружающего мира она почувствовала бы себя лишённой слуха? Или, может быть, то, что лишь сейчас она начала ощущать своё сходство с великолепной Рэйен, которая не никогда одобрила бы трусливого бегства? Или о Бельторне, которому не верит, может быть, никто — только Леви?
— Не теперь? — На лицо Танцора вернулась мальчишеская усмешка. — Хорошо. Я ошибся: храбрости у тебя, пожалуй, достанет. Ты знаешь свои причины; беда в том, что я пока не знаю моих. Зачем мне браться за это дело?
— Я могу заплатить за её обучение, — вмешался Кроцелл.
— О, нет. — Танцор покачал головой. — От тебя я ничего не приму. За силу, предназначенную ей, она должна расплатиться сама. Что ты можешь мне предложить, девушка?
— Я… не знаю. — Послушница растерялась. — Что вам нужно?
— Очень многое. — Хозяин парка потёр подбородок. — Мне нужен помощник. Нужен спутник. Нужен тот, кто разделит мои цели. Я согласен посадить и возделывать злак, но я желаю получить долю от урожая, понимаешь?
— Кажется, да…
— Я хочу того же самого, чего хотят от своих послушников колдуны, угнездившиеся в этом городе и выпрашивающие у меня капли силы. Я хочу твоей верности и службы, Леви Дим, прозванная Мальвой.
При звуке собственного имени Леви почувствовала сильную дрожь во всём теле. Она обхватила свои плечи руками, чтобы справиться с этим приступом. Ветер менялся, и вместе с ним странным образом менялся её путь.
— Ты можешь отказаться. — Кроцелл мягко коснулся её спины. — Есть другие способы.
Послушница вскинула голову и посмотрела прямо в глаза Танцору. Чувство безбрежного спокойствия, испытанное ею в первые минуты у озера, вернулось, и страх окончательно сдал позиции.
— Можно вас кое о чём попросить? Научите меня заодно играть на вашей флейте.
Танцор тяжело вздохнул:
— Это пимак.
Глава двадцать третья. 12 октября 1985 года, 17:25, час Венеры
Настроение у меня было фантастически скверным.
Не то, чтобы для этого имелись какие-то конкретные причины. Или, сказать точней, я мог насчитать их столько, что вместе они составляли всю мою жизнь без остатка. В хорошем расположении духа я последний раз находился очень давно — наверное, ещё до приезда в Трипл Спайкс — поэтому невелика беда, но прямо сейчас бытие казалось мне совсем уж невыносимым. Может, следовало винить мои внезапные проблемы со сном. Или мучительное до воя желание хоть мельком повидать Леви и убедиться, что с ней всё в порядке — стыдно сознаваться, но блеск атама её наставницы до сих пор стоял перед глазами.
Или встреча с Милли Макферсон, которая ждала меня с минуты на минуту.
Я, конечно, никак не успел бы забыть, что если кто и мог продать меня де Вризу — это она. Но, с другой стороны, я нуждался в помощи, и куда ещё мне за ней идти? Разумеется, у Ассоциации есть запас ингредиентов для кинникинника, если хорошо пошарить в закромах, вот только пока я до тех закромов доберусь…
Подавив вздох, я пнул дверь «Джейлбрейка». Крепкий, застоявшийся запах разномастных сигарет ударил мне в лицо будто бы сковородой и напомнил, что я сам до табачного киоска так и не дошёл. Резко затошнило. Справившись с приступом дурноты, я направился к пустой барной стойке.
Для наплыва посетителей было ещё слишком рано. Никого; только худенькая девушка в грязном переднике старательно натирала пол под бильярдным столом. Её взгляд безучастно скользнул по мне и упёрся в переполненное ведро. Хоть бы окна открыла, что ли, дышать же совершенно невозможно…
— О, явился, посмотрите-ка на него.
Я обернулся на голос Милли, выглядывающую из подсобки с полотенцами в руках. Подумалось, уж не та ли это самая стопка, которую она подложила мне под голову в памятный денёк, лишивший меня любимых очков. Удивительно, как эта заботливость в ней совмещается с её образом жизни…
— Добрый вечер, мадам.
— Кому вечер, а у нас тут ещё не рассвело. Закрыт бар, вообще-то.
— Так я и не за скотчем.
Милли фыркнула и вышла из подсобки, захлопнув дверь мощным пинком. Проследовав мимо меня за барную стойку, она извлекла пару стаканов и прохладно блестящую бутылку.
— Тебе со льдом?
— Не стоит. — Я отрицательно покачал головой. — В смысле, вообще.