— Это почему?
— Ну, я…
Открыв рот для ответа, я вздрогнул и закрыл его обратно. В Милли определённо было что-то, заставляющее язык развязываться безо всякой выпивки — вот зачем мне сообщать ей, что я в последний раз ел утром, и скотч на голодный желудок — затея скверная? И вот, погляди ж ты, чуть не ляпнул… Тьфу.
Ты здесь по делу, старина. И каждое твоё слово имеет цену — для Милли буквально. Возьми себя в руки.
Хозяйка «Джейлбрейка» бесстрастно смотрела на меня, чуть приподняв светлые брови. Совершенно нечитаемое выражение лица. Через несколько секунд она резким кивком указала на один из стульев:
— Ну, присаживайся, излагай.
Я не стал ходить вокруг да около:
— Мадам, вы знаете, что такое кинникинник?
— Положим, — проворчала Милли. — Отдалённо представляю. Смесь, которую индейцы в трубки набивают, если не ошибаюсь.
— Верно. А знаете кого-нибудь, кто представляет лучше? В пределах досягаемости, разумеется?
В одном из стаканов забулькал скотч. Пригубив напиток, Милли хмыкнула и, похоже, задумалась, но ненадолго.
— Ну, есть парочка человек, кто может знать. Но научных работ по этому делу они не защищали, чтобы ты понимал.
— Мне этого и не нужно. Мне нужно, чтобы они либо изготовили для меня кинникинник, либо помогли с ингредиентами, особенно с…
— Весёлой травкой, ага. Ну и запросы же у тебя, парень.
— Сколько мне это будет стоить?
— С ними — как договоришься.
— А с вами, мадам?
Милли, отхлебнувшая в этот момент скотча, поперхнулась и размашисто прижала ко рту ладонь.
— Мне-то за что?
— За информацию, конечно.
— А если бы ты у меня дорогу до автостанции спросил, тоже за бумажником бы полез?
— Как знать.
Льдистые глаза Милли сощурились, и она хищно наклонилась над стойкой. Я отметил про себя некую особую характерность этого движения для неё — несмотря на массивность её габаритов, в этой повадке было что-то от змеи.
— Ну-ка, выкладывай, парень. Задницей чую: ты мне пакость какую-то шьёшь.
— Да причём здесь пакость? — слабо запротестовал я.
— Не финти. Не такого обращения я от тебя заслуживаю, а?
Я нервно сглотнул, не зная, куда деться от пронзительного взгляда хозяйки «Джейлбрейка». Если я стал так отвратно лгать, мои дела плохи. А ведь я действительно стал… Расклеиваюсь. Твою мать, я ж только вчера соловьём свистел у де Вриза в кабинете, почему сейчас-то не выходит?
— На меня вышли люди, которые знают обо мне подозрительно много. — Мой голос звучал неожиданно грустно, и я попытался исправить это улыбкой. Кажется, только усугубил.
— Та-ак, — протянула Милли с угрозой. — Я начинаю понимать. Ты это серьёзно?
— А почему бы и нет?
Напряжение вокруг стойки скакнуло вверх так резко, что от него зазвенел воздух, а у меня даже волосы наэлектризовались. Или просто дыбом встали от вида внезапной ярости в глазах хозяйки «Джейлбрейка». Было абсолютно ясно, что я сейчас получу по морде пустым стаканом без суда и следствия.
Когда я уже мысленно смирился с потерей ещё одной пары очков, Милли вдруг безнадёжно покачала головой и отвернулась к рядам бутылок, бросив через плечо:
— Придурок.
— Прошу прощения?..
— С мозгами у тебя не всё в порядке, говорю.
— Да чего вы так завелись-то, мадам? — Осознав свой примирительный тон, я удивился сам себе. — Я бы понял, вообще-то. Все зарабатывают, как могут, один я баклуши бью.
— Две причины. — Милли снова развернулась ко мне. — Во-первых, информацией об Ассоциации Исследователей уже пару лет не торгую. Вообще. С тобой про это говорить — одно, ты вроде знаешь, что делаешь, да и про саму Ассоциацию в курсе получше меня. А с кем левым, особенно не из местных — упаси Иисус, я не хочу ни в гроб, ни в психушку. Во-вторых, мне самой до смерти интересно, кому такой балбес, как ты, вообще мог понадобиться! У меня, во всяком случае, никто о тебе не спрашивал.
Обхватив голову руками, я ткнулся лбом в стойку. В правдивости хозяйки бара у меня почему-то не возникало ни малейших сомнений, и виски загудели от крушения единственной понятной мне связи между событиями.
— Может, всё-таки скотча? — спросил голос Милли у меня над ухом.
— Нет, — пробубнил я. — На пустой желудок нельзя.
— Сразу бы сказал.
Оторвав лицо от прохладной столешницы спустя пару минут, я увидел плоскую тарелку с двумя вполне симпатичными сэндвичами на ней. Хозяйка «Джейлбрейка» снова пристально и бесстрастно смотрела на меня.
— Мадам, почему? — устало осведомился я. — Вернее, зачем это всё?
— Затем, что я могу себе это позволить, — ответила Милли, даже не став уточнять, что я имею в виду. — Ты с моим бизнесом пересекаешься примерно никак, заруби это себе на носу, так что делового интереса у меня нет. На ваши тёмные делишки мне плевать с тех пор, как я поняла, что они дорого обходятся и мало приносят. Теперь слежу постольку-поскольку, чтобы знать, где обойти, ясно?
Я подтянул к себе сэндвич и вцепился в него зубами, почти не ощущая вкуса. Наблюдая за тем, как я уныло шевелю челюстью, хозяйка бара добавила:
— Мне тоже случалось бодаться с кучей проблем в одиночку, и у меня тоже были времена, когда я хотела убить человека за половинку этой вот дряни. Хоть сейчас по мне и не скажешь, хе. Синди, эй, Синди! — Это относилось к девчонке с ведром. — Сходи-ка в кабинет и принеси мне телефонную книгу.
Проглотив первый сэндвич, я вгрызся во второй. Он показался вкуснее — кажется, ко мне вернулась способность получать удовольствие. Я даже почувствовал что-то вроде аппетита, а мир стал более приятным и дружелюбным местом.
Вот что значит своевременный перекус.
Синди молча принесла телефонную книгу и ускользнула обратно к уборке. За окнами постепенно темнело, двери бара уже несколько раз стукнули — это пришли официантки. Пока я ел, Милли шарила в длинных, убористых столбцах с цифрами и именами. Любопытно, её ли это почерк — такой ровный и аккуратный, словно у преподавательницы.
— Вот. — Хозяйка «Джейлбрейка» развернула книгу ко мне и отчеркнула ногтем один из номеров. — Есть на чём записать? Погоди, я сама. Этот парень вырос в резервации, хоть и бел, как снежинка. Он сможет помочь.
— Спасибо.
— Было бы за что. Расскажи лучше, как там твоя девчонка?
Едва угомонившиеся кошки снова повыползали изо всех щелей и яростно заголосили, вонзая когти в и без того ноющее сердце. По рукам ударил тремор, о котором я уже почти успел забыть, и мой сэндвич едва не улетел на пол, покрытый засохшими следами подошв.
— У-у. — Милли присвистнула. — Спокойней, парень, спокойней. Мама тебя не учила, что с едой играть не следует, а?
Чувствуя невнятную и не особенно уместную злость, я буркнул:
— Когда бы ей успеть, интересно. Я с ней, в общем-то, даже не знаком: разминулись в дверях этого мира.
— Ох. Прости.
— Да ничего.
Хозяйка «Джейлбрейка» опустила подбородок на скрещенные ладони. С остатками сэндвича я расправлялся в молчании; едва последний кусок был проглочен, Милли наполнила-таки скотчем и мой стакан.
— Не могу не спросить, — в её голосе появилась неожиданная задумчивость, — а что насчёт отца?
Я усмехнулся, придвигая напиток к себе:
— Похожая история. Он, говорят, до сих пор жив. А ещё говорят, что я такой же козёл, как и он. Но у меня не было случая проверить.
— Он бросил твою мать?
— Не совсем. Когда она забеременела, отослал её к моей бабке — мол, если желаете видеть наследника рода, так вот он, а меня оставьте в покое.
— Ясно. — Милли выпрямилась и тронула мой стакан своим. — Не знаю, нужно ли тебе моё сочувствие, но, если что…
— Бабке нужней. Из меня тоже наследника не вышло.
— Хочешь об этом поговорить?
У входа раздался взрыв смеха: явились первые посетители. В тот же момент зажглись лампы, и кто-то принялся возиться с колонками. Я осушил стакан залпом и покачал головой:
— Нет, мадам, не хочу.
Глава двадцать четвёртая. 12 октября 1985 года, 20:20, час Сатурна