Леви мысленно ахнула. Выходит, Нетус только что сознался в Высшей Практике, которая ему запрещена?.. Или кто-то общается с ним, как Кроцелл общается с ней?
Глаза Танцора остро светились, и Бельторн вдруг ссутулился, обхватив себя руками. С него в одно мгновение слетела вся бравада.
— Простите. Я… действительно проявил неуважение.
— А тебя легко задеть, вор.
Лицо Нетуса стало совсем несчастным. Шаман наклонился, подобрал свою трубку и сократил расстояние между ними ещё на несколько шагов.
— Сядь. По крайней мере, ты знаешь, что такое дым мира. Понимаешь ли — иной вопрос.
Пожалуйста, не лги ему… Он видит тебя насквозь. Ты сможешь с ним договориться, только не лги…
Нетус сел и неловко уставился на свои скрещенные ноги. Джинса на его левом колене треснула. Танцор затянулся из трубки, которая, по-видимому, даже не нуждалась в содержимом, и выпустил дым в сторону гостя.
— Твои клятвы приняты. Зачем пришёл?
— За помощью.
У Леви возникло чувство, что Танцор зорко следит за её мыслями. Без сомнения, шаман знал о Даре Кроцелла и мог использовать связь, чтобы распознавать ложь с его помощью. Но разве он в этом нуждался?
— И что же тебя тревожит?
— Меня обвинили в убийстве, которого я не совершал.
До этой секунды послушница не понимала, как сильно боится ощутить ледяное биение Дара. Миг… следующий… ещё один…
Ничего. Дар хранил молчание, и это значило, что Нетус не лгал.
Он был невиновен.
Леви права, а вся Ассоциация заблуждается. Хватило краткого мгновения, чтобы устрашающая непогрешимость Октинимосов рухнула, словно карточный домик.
Танцор издал хриплый смешок, не разжимая губ:
— И причём здесь я?
— Для того, чтобы очистить своё имя и выяснить, кто на самом деле убил моего наставника, мне нужно… больше силы, чем у меня сейчас есть. Я всё истратил.
— Так подожди. Ещё немного, и Луна начнёт расти, вот и воруй тогда столько, сколько влезет в твою жалкую медь.
— У меня нет времени.
— Ждал три года, но не можешь подождать три дня?
Нетус вспыхнул и тяжело сглотнул. Воздух задрожал от его смятения, и привкус страха усилился.
— Мог бы, если бы дело было только во мне.
— Ты мутишь воду, вор. Говори прямо.
Очки Бельторна блеснули, когда он вскинул голову. Несмотря на кипящие вокруг эмоции, он стал очень серьёзен и собран.
— Уж куда прямее. Мне нужны аргументы против суровых ребят с очень грязными методами — они убивают одних, подставляют других, и угрызения совести их, кажется, не мучат. Может пострадать куда больше народу.
— Я не верю вашему племени. Отчего ты считаешь, что сможешь меня разжалобить?
— Моё «племя» не слишком-то доверяет мне. По правде говоря, не доверяет вообще. Я подумал, вдруг это даст пару очков вперёд.
Ох, его не исправить.
— Что тебе за дело до узников меди? Вы друг в друге не нуждаетесь. Твоей семьи больше нет. Почему не повернуться спиной? Что тебя здесь держит, вор?
— Чёрт! — Нетус снова уставился в землю, кусая губы. — Зачем вы задаёте вопросы, вы же давно всё из меня вытащили?!
— Откуда тебе это знать? — хмыкнул Танцор, сжимая в зубах трубку. — Что, если я вижу лишь обрывки и пускаю пыль в глаза?
— Вы просто издеваетесь!
— Ты знал, к кому обращаешься. Честность — или никакой помощи.
Варево эмоций в воздухе настолько загустело, что утратило для Леви всякий смысл. Шаман точно не нуждается в долгой беседе, чтобы принять решение. Для чего этот допрос?
Бельторн неожиданно хватил кулаком по земле, и его глаза отчаянно сверкнули за стёклами очков.
— Ну, хорошо. Я влюбился и притворяюсь героем, который обязательно всё исправит. Идея так себе, сами видите, но мне никуда не деться, пока остаётся хоть какой-то шанс.
Что?..
— Спасибо, вор. — Танцор опустил трубку и улыбнулся. — По правде говоря, мне просто приятен запах человеческой искренности. Вряд ли ты способен осознать, сколько в ней на самом деле силы, но для меня это сокровище.
Нетус упорно смотрел в сторону, ничем не показав, что расслышал последние слова шамана. Будто вот-вот расплачется…
Леви едва цеплялась за ткань одежды Танцора, почти утратив чувство собственного тела. Нужно держать себя в руках… она просто взорвётся, если издаст хоть звук или вдохнёт слишком глубоко.
— Скоро в городе соберутся все высшие практики, — чуть гнусаво произнёс Нетус, по-прежнему не поворачивая головы. — Против них мне даже полной меди не хватит. Счёт на дни.
— Что ж, вор…
Танцор поднялся, указал чубуком трубки на тёмную воду, и она тут же вспыхнула яркой лазурью. Мгновение — и ветер принёс знакомый аромат нездешней грозы, обжигающий ноздри.
Озеро Силы. Похожее на то, что Леви сотворила для себя, но во множество раз сильнее.
Нетус ахнул и медленно выставил перед собой руку, погрузив кончики пальцев в голубые лучи.
— Всего тебе не выпить, и не пытайся. Но ты ведь знаешь, что делать?
— Да… да, я знаю.
— Так чего ты ждёшь?
Бельторн порывисто кивнул. С громким шорохом расстегнув сумку, он извлёк из неё старинный кувшин, устроился на траве, плотно стиснул его коленями и зажмурился. Сияние играло на лице Нетуса, высвечивая каждую чёрточку; Леви осознала, что не может отвести взгляд.
— Он думал, придётся труднее, — еле слышно произнёс шаман, усмехаясь одними глазами. — Что ты собираешься делать теперь, Мальва? Ты просила его прийти, и он придёт.
— Не знаю, — всхлипнула Леви, не сразу осознав, что к ней вернулась речь. — Я не могу поверить…
— Зачем нужна вера, когда есть знание? Впрочем, ты ещё успеешь подумать.
Мерцающий воздух клубился вокруг Нетуса, и тот вдыхал его полной грудью. На старом кувшине вспыхивали мягкие, хаотичные блики, когда Бельторн наклонялся, чтобы выдохнуть Свет внутрь горлышка.
Резервуары, догадалась Леви. Так он сохраняет запасы lumen naturae.
— Просто помни, что ты можешь прийти к моему озеру откуда угодно, — задумчиво сказал Танцор, наблюдая игрой лучей. — Будь ты хоть за морем, известная дорога всегда коротка. А если и понадобится провожатый, разве Бунтарь не согласится?
Первый кувшин наполнился, и Нетус достал второй. Голубой свет разорвал покров туч над озером, обнажив мерцающую фантасмагорию перед любопытными звёздами.
Глава двадцать седьмая. 14 октября 1985 года, 19:30, час Меркурия
Вендева Бельторн должна прибыть в город к завтрашнему полудню — это мне удалось расслышать в холле общежития. Даже удивительно: что послужило достаточно весомым для Первого Октинимоса поводом оторваться от кресла-качалки и потратить целых две будущих недели на ничтожную Ассоциацию?
Лофиэли, наверное, в щенячьем восторге. Я когда-то тоже от одного её имени по стенке сползал — даром, что любимый внук. Теперь с душевным подъёмом как-то не клеится.
Что я о ней в действительности думаю? Самому бы знать…
Хоть я и должен был унаследовать первенство в Ассоциации, бабушка всегда старалась оградить меня от общения с будущими коллегами. Но кое-какие слухи просочились: мол, леди Вендева так затиранила своего сына ответственностью перед всем миром сразу, что тот сбежал аж за море, и в это легко поверить. Со мной она взяла другой тон — видимо, опасалась повторения истории — и к обязанностям её преемника я оказался подготовлен ещё меньше. Например, в шестнадцать мне здорово досталось на орехи, когда я самовольно устроился подрабатывать в книжную лавку и собрался задержаться там надолго…
Отец бунтовал из-за отсутствия выбора и мечтал быть кем угодно, только не Первым Октинимосом. Я питал иллюзию, что этот выбор у меня есть, и… делал ровно то же самое. Факт: лидеров бабушка выращивать не умела.
Честно говоря, Ассоциации пойдёт на пользу разрушение идиотской традиции с передачей главенства. Чёрт, да эти странные ребята, которым очень нужна власть в нашем маленьком мирке, могли бы просто попросить меня отойти. Какое бабушке дело?