— Чёрта с два.
— Тогда перестань тратить наше время, а не то мы пропустим все автобусы.
…Город просыпался с трудом — ворочался, кряхтел и бормотал, будто ему снился мучительный кошмар, а рассвет не мог прорваться сквозь тучи, клокочущие и стонущие, несущие тяжёлый дождь в своих чревах. Леви не помнила, захватила ли она зонт.
Бельторн стремительно вышагивал чуть впереди неё, постоянно окидывая взглядом улицы. Его резервуары необходимо было забрать — lumen naturae, полученный от Танцора, мог стать их единственным шансом сбить Ассоциацию со следа. В том, что их не отпустят просто так, Леви не сомневалась ни секунды.
Маршрут свернул вправо и ушёл вниз. Несколько капель упали на асфальт, но дождь так и не начался. Фонари дружно вздохнули и погасли, как бы говоря: «Больше ничем помочь на можем». На сужающейся, замусоренной дороге воцарился холодный полумрак; наступление утра показалось Леви далёким и невозможным.
— Ох, чёрт, — глухо проговорил Нетус, останавливаясь, — мне не хочется ни тащить тебя туда, ни оставлять здесь.
— Меня не нужно тащить, я дойду своими ногами.
— Ты просто не представляешь, что это за дыра. Вонючий тупик.
— Из самой большой дыры в Трипл Спайкс мы выбрались полчаса назад.
Бельторн тихо засмеялся, поправил очки и двинулся вперёд. За углом — на улице, которую они покинули — зашуршали шины какого-то автомобиля. Позади осталось несколько мусорных баков, изрисованных неразборчивыми надписями, и сквозь дымку проступило слабое свечение вывески над мотелем. Пахло плесенью и дерьмом; с душераздирающим мяуканьем из-за баков вылетел пёстрый клубок дерущихся котов и укатился в темноту, рассыпавшись на три юрких тени.
От резких и громких звуков Леви бросило в дрожь, и Нетус это заметил. Коснувшись её плеча, он мягко притянул послушницу к себе.
— Боишься?
Безымянная улица тревожно жужжала. Её звуки не складывались в музыку: между крышами не перелетали сны, по стенам не скользили призрачные фигуры маленьких ежедневных надежд и страхов. Здесь было слишком мало людей, способных напитать асфальт и камни нотами эмоций — и, значит, поблизости никто не ждал ни Леви, ни Нетуса.
Впереди бродило лишь эхо, но позади… что это за колючая, обречённая цепочка трелей?..
Леви обернулась, настороженно вслушиваясь в каждый оттенок новой мелодии.
— За нами идут.
Бледный свет ручного фонаря пронзил туман у самого поворота, освобождая место для плотного силуэта в объёмистом чёрном дождевике. За несколько мгновений до того, как новоприбывший снял капюшон, послушница узнала ритм.
От злости и нового, тяжёлого чувства безысходности ей захотелось расплакаться.
— Доброе утро, мисс Дим, — сказал сэр Тансерд, поднимая брови и слегка улыбаясь. — Мистер Бельторн, какая встреча. Я не ожидал вас здесь увидеть, и, как вы понимаете, с моей стороны это комплимент.
Лицо Нетуса напряглось; он стиснул зубы, нервно выдохнул и шагнул вперёд, загораживая Леви собой. Она нашла его руку и крепко сжала, несмотря на чудовищную дрожь, сотрясавшую его пальцы.
— А я-то недоумевал: что заставило мисс Дим идти в эту часть города? — продолжал Второй Октинимос. — Теперь ситуация прояснилась. Ума не приложу, как вы ухитрились спрятаться, но удивляться нечему. В конце концов, вас ведь учил сэр Файндрекс, как и меня.
— Не знал, сэр. — Голос Бельторна звучал ровно и спокойно. Кому-то, неспособному услышать мелодию его эмоций, могло бы показаться, что он не испытывает ни малейшей паники, но Леви знала правду: ему было очень страшно. — Интересно. Наверное, вам его не хватает, как и мне?
— Да.
— И так же сильно хотели бы узнать правду о его смерти?
— Она мне известна. Я скорблю о нём глубже, чем вы можете себе представить, и уважаю его настолько, что предлагаю вам скрыться с глаз моих немедленно.
— Прошу прощения, сэр?
Тансерд скрестил руки на груди и тряхнул головой.
— Вы об этом, конечно, не знали, мистер Бельторн, но сэр Файндрекс умер, чтобы жили вы. Если он был вам дорог, уезжайте и не возвращайтесь. Но мисс Дим придётся пойти со мной. У неё большие перспективы в Ассоциации.
— Кто его убил?
— Мистер Бельторн…
— Кто это сделал?
— …вас это не касается. Вам отказано в Инициации. Вы никогда не станете Октинимосом, и поэтому не можете иметь отношения к нашим внутренним делам. Ступайте.
— Это были вы, да? Это вы убили его?! — Нетус дёрнулся вперёд, и Леви вцепилась в его куртку, чтобы удержать.
— Не продолжайте. — Тансерд горько покачал головой. — Не нужно. Бегите.
— Вы владеете печатью Марбаса. Это вы не позволили никому узнать правду. Вы подставили меня и, значит, к убийству причастны в любом случае.
Второй Октинимос ничего не ответил.
— Кто ещё должен умереть, а? Кто следующий? Или вы уже вытащили все занозы из задницы?
— Вы умны, мистер Бельторн. Умны, но не мудры. Мне жаль.
По улице пронёсся хлёсткий ветер. Леви отпрянула, почувствовав, как греется тонкая цепочка на руке Нетуса. Тот глубоко дышал, несмотря на бурлящую в нём ярость.
Два воздушных потока, пахнущих осенью, встретились между практиками. Листья и газетные обрывки спирально кружились на невидимых волнах. Вся медь на Нетусе пела; то же самое происходило и с резервуарами Тансерда.
— Мне жаль, — повторил Второй Октинимос.
Он не солгал ни разу.
— Леви, отойди — тихо сказал Нетус, не сводя глаз с Тансерда. — На этот раз ты ничего не сможешь сделать.
Ты тоже, идиот…
— Я отвлеку его, и мы попробуем сбежать.
Потоки ветра заревели. Чёрный дождевик взорвался, точно воздушный шар, и Второго Октинимоса впечатало в изрисованную стену. Lumen naturae, закручивающийся вокруг Нетуса, стал тугим, как плеть. Бельторн выбросил вперёд обе руки, и Тансерд закашлялся, хватаясь за горло; его глаза выкатились, и он согнулся, будто из его лёгких в одно мгновение убрали весь воздух. Ручной фонарь со стуком упал на асфальт и погас.
Нетус ринулся к мотелю, увлекая Леви за собой. Цепочка на его запястье раскалилась добела. Но Тансерд тряхнул кудрями, ветер переменился с ужасающей резкостью, и Бельторна охватили вязкие путы, звенящие тяжёлой музыкой…
Смертельной музыкой.
Послушница упала и ударилась плечом об один из баков, когда Нетус оттолкнул её. Его кожа вспыхнула багровыми пятнами, похожими на больные, раздувшиеся снежинки; из носа хлынул густой поток крови, а по искажённому лицу заструились тёмно-красные слёзы.
Ещё до того, как Бельторн без единого звука рухнул на асфальт, Леви вызвала в своей памяти песню талого снега и завернулась в неё, как в кокон. Хватаясь за стену, Тансерд выпрямился и прохрипел:
— Чёрт подери, а давить мальчишка умел. Школа, всё-таки.
Резервуары Нетуса пульсировали остатками lumen naturae, и послушница закрыла глаза, чтобы лучше ощутить их ритм. Подтянув колени к подбородку, она заслонила свои усилия музыкой Герцога и вцепилась в магические ноты всем разумом. Бак пронзительно холодил спину, капли начинающегося дождя падали на лоб…
— Мисс Дим, я хочу, чтобы вы знали, — глухо и отчаянно произнёс Второй Октинимос, — мне действительно жаль.
Настроившись на разобщённые мелодии брошенной силы, Леви заставила их прийти к согласию. Нетус звучал всё слабее с каждым мгновением, растворяясь в дробном стуке падающей воды и погружаясь в чёрную, нездешнюю тишину, откуда — послушница знала точно — он никогда не сможет вернуться.
Но она не позволит ему уйти.
— Я не причиню вам боли, мисс, я обещаю… Простите меня.
На секунду представив себя дирижёром, послушница напрягла все остатки воли. Повинуясь ей, lumen naturae хлынул в угасающее тело Бельторна.
— Мисс, расслабьтесь. Прошу. Вам нужно заснуть.
Утирая злые слезинки и глядя на бледного Джеффри Тансерда с ненавистью загнанного зверя, Леви в последний раз прислушалась к сотканной ею музыке…
И запретила Нетусу умирать.