Глава тридцать первая. 19 октября 1985 года, 10:46, час Солнца
…— Он просыпался?
— Нет. Ночью дёргался, но глаз так и не открыл.
— Что с ним случилось?
Вопросы задавала женщина, и, кажется, я её знал…
Попытка разлепить веки провалилась. Создалось ощущение, что моё лицо — а заодно шею, плечи и руки — кто-то облил гипсом и дал застыть. Живое надгробие самому себе.
Обстановка незнакомая. Чёрт, как бы у меня не вошло в привычку просыпаться в беспамятстве в странных местах.
— Хороший вопрос. В деталях не объясню, но это точно не дело рук твоих дуболомов. Если понимаешь, о чём я.
— Не понимаю. Выражайся яснее, мать твою!
— Его обработали свои же.
По мере того, как мгла внутри моего черепа бледнела, в оживающих конечностях загоралась нудная, тупая боль. Поначалу терпимая — такая, будто я всего лишь перестарался с тренировками — но к тому моменту, как мне удалось открыть глаза, мышцы свело так, что захотелось орать. Я бы так и поступил, если бы мог двинуть челюстью.
Сквозь мутную пелену реальности-без-очков я видел только пятна света — кажется, окна? — и что-то пёстрое на некотором расстоянии от себя. Взгляд фокусировался очень плохо — всё осложнялось тем, что дышать я мог только в треть силы, и лёгкие отчаянно требовали своего. Их жгучий голос прорывался даже сквозь мучительные спазмы в руках и ногах.
В белёсом тумане возникло что-то большое и тёмное, неожиданно ярко напомнившее мне детский страх. Когда-то давно бабушка рассказывала легенду о монстре, который пожрёт солнце, и вот сейчас мутная тень поглощала луч за лучом, а её серое щупальце тянулось ко мне…
Паника сломала оковы боли, и я заметался на своём ложе, зачем-то пытаясь звать на помощь, но вместо этого давясь хрипом и мычанием.
— Очухивается! — обрадованно гаркнул кто-то вне поля моего зрения. — Милли, побудь с ним, я сейчас вернусь.
Скрип, запах дождя, глухой стук… Тень окончательно закрыла свет, приблизилась ко мне и дотронулась до моего плеча. Резкий аромат мужского парфюма будто сорвал оковы с моей грудной клетки, и я глубоко вдохнул.
Больно, по-прежнему больно, но хоть кислорода хватает.
Тень вдруг охнула, потянулась куда-то в сторону, а затем к моему лицу, и окаменевшая кожа слабо ощутила холодное прикосновение металлической дужки. Глазам сразу стало легче, предметы обрели более чёткие очертания, а тень превратилась в Милли Макферсон, одетую в графитного цвета пальто.
— О, моргаешь, — сказала царица «Джейлбрейка», — хвала Иисусу.
— Где… я?
Губы двигались так трудно, точно мне зашили рот, и ради каждого звука приходится преодолевать сопротивление нитей.
— В безопасности. Живучий ты парень. Терри сказал, тебя так отделали, что ты можешь и не очнуться.
— Как я… как вы… меня…
— Где я тебя подобрала, ты спрашиваешь? У порога своего бара. Ты выглядел так, словно приполз туда и вырубился. Помнишь это?
— Н-нет…
— А то, что с тобой произошло?
Помню ли я эту драку?
Помню ли я магию Тансерда, разом вытягивающую звуки из окружающего мира? Помню ли я сумасшедшую пустоту в висках и обманчивое чувство невесомости в воздухе, который стал твёрдым, как алмаз? Помню ли я головокружение от мгновенной декомпрессии и багрянец, окрасивший мир в следующую секунду?
Ублюдок. Использование кессонного удара было запрещено Вендевой Бельторн ещё до моего рождения.
Лучше бы он просто меня застрелил…
— Эй, парень, ты здесь?
— Да.
Боль продолжала грызть тело, но я сумел, наконец, пошевелиться. Почему, чёрт возьми, Тансерд оставил мне жизнь? Он же вроде хотел со мной покончить, ведь последним шансом на спасение я не воспользовался?
Кессонный удар либо убивает на месте, либо оставляет человека овощем. Но я определённо жив: судя по движущимся пальцам на ногах, меня не разбил паралич, а по тому, что я вообще пришёл в сознание, до состояния кактуса в горшочке мне далеко.
Так что же случилось — сэр Джеффри ударил вполсилы? Намеренно ли? Последнее предупреждение?..
— Мадам, — слова постепенно давались легче, — при мне… были предметы… из меди.
— Всё на месте, — вмешался незнакомый мужской голос, который я слышал до этого. — Не переживай, вернём в сохранности.
Страдая от колющей боли в шее, я обернулся к источнику голоса. Им оказался мужчина с пыльно-рыжей косичкой и телом в неразборчивых татуировках — по крайней мере, на открытых частях. Несмотря на то, что в помещении было прохладно, он носил только рваные джинсы и потёртую кожаную жилетку.
— Это Терри, — кривясь, проговорила Милли. — Мой бывший муж. Скажи ему спасибо, он тебя вытащил.
— Не я. — Терри резко отмахнулся. — Я же объяснял. Парень, ты явно способен меня понять, поэтому слушай: в тебя били насмерть. Ты не должен был встать, сечёшь?
— Но как…
Резь в горле заставила меня закашляться. Терри будто только того и ждал, шагнув ко мне с дымящейся кружкой, от которой исходило блаженное тепло. Запахло травами.
— Что это?
— Ничего особенного, просто чай. Сможешь удержать?
Взглянув на свои трясущиеся руки, я засомневался, и Терри, по-видимому, тоже. Нимало не смущаясь, он припал рядом с моей постелью — довольно низкой, как оказалось — на колено и придвинул кружку прямо к моим губам.
Несколько глотков разом сделали мир более приятным местом: дыхание полностью восстановилось, и даже залитое гипсом лицо что-то почувствовало.
— Почему я жив?
— Имей в виду, я не такой мастак, как твои Исследователи.
Бывший муж Милли встал и с ловкостью фокусника избавился от пустой кружки. Я даже не заметил, куда он её дел — Терри просто отвернулся, а потом его руки оказались свободными. Неожиданно зацепившись взглядом за крупную пряжку в виде кельтского креста на ремне, я на секунду забыл и о боли, и о слабости.
Пряжка была медной.
— Я могу только предполагать, но тебе лучше принять это к сведению — может, выкопаешь чего полезного.
— Слушаю…
— Все твои резервуары здесь, на полке. Перечисляю: три цепочки, печатка и кошмарная медная черепаха. Что-то ещё?
— Нет…
— В них оставалась сила?
Я усмехнулся сквозь тянущую боль в скулах:
— Достаточно.
— Так вот, если ещё не дошло, тебя сюда притащили пустого, как моя башка с похмелья.
Что?..
Твою мать. В одной только черепахе lumen naturae должно было хватить ещё на десять таких бесславных драк.
— Насколько я могу судить, ты жив благодаря тому, что вовремя присосался к меди. Поддержать в теле дух — пожалуйста, но вытаскивать с того света — это не по моей части, а ты был близко. Очень близко.
Терри ненадолго замолчал. Милли уселась на другой конец постели и смотрела то на меня, то на бывшего супруга.
— Просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя должным больше, чем есть на самом деле, — пояснил тот, стоя ко мне спиной и листая какую-то очень толстую тетрадь.
Уставившись на свои руки, я пытался вспомнить. Белёсые, отощавшие запястья выглядели чужими и непригодными к использованию, пальцы крючились от спазмов боли…
Невозможно. Последнее, что я помню — это краснота и непроглядный мрак. Перед тем, как моя воля распалась, у меня было не больше четверти секунды, чтобы это осознать и попрощаться с жизнью. Вытянуть lumen naturae из всех резервуаров и настроить его на собственное спасение я бы никак не успел.
Но рядом находилась маленькая мисс Дим. На той улице моя шкура больше никого не заботила.
У меня с троекратной силой заломило во всех мышцах и суставах разом. Чёрт побери, Леви явно не теряла времени даром: нарушение ею правил, странная оговорка о том, что магии достаточно и за пределами Ассоциации… упоминание связи с Герцогом. Всего за неделю птенчик оперился настолько, что у него хватило сил спасти мне жизнь.
Сейчас Леви снова в руках тех, кто зовёт её «носительницей». И эти люди знают, что она больше не обманывается на их счёт.
— Как долго я?..
— Четыре дня, — ответила Милли.
О, Яхве. Что бы Тансерд не решил насчёт мисс Дим, я уже опоздал. Если только…