— И откуда это стало известно?
— Нам — от заказчиков, а дальше не спрашивай. И чего ты эту штуку гипнотизируешь?
— У меня была одна работа, и я её не выполнил, — я в который раз расправил изрядно помятый рисунок. — Узнать имя духа, привязанного к этой печати.
— А вызвать и спросить?
— Не выйдет. С Великими Герцогами без имени не обойтись. Знаешь, защита от дурака. На кой чёрт я был бы нужен в цепочке, если бы достаточно было провести вызов?
— И что следует сделать?
— То, для чего я должен хотя бы на ногах держаться. Ты про ритуалы вообще много знаешь?
— Так, чуточку.
То, как Терри выговорил эту самую «чуточку», выдало его с головой. Иссечённое морщинами лицо осталось нечитаемым, и кого-то другого это бы обмануло, но только не меня — я-то хорошо понимал, от чего в глазах случается такой жадный блеск. У нас, Бельторнов, это буквально фамильная черта.
Макферсон хотел знаний, и хотел их больше, чем всего — или почти всего — прочего. Неудивительно, ведь он так долго был от них отстранён. Чёрт, если бы у меня остался хоть один шанс восстановить своё реноме в Ассоциации, я бы что-нибудь сделал с системой поиска одарённых — сейчас она работает из рук вон плохо.
— А проводил хоть раз?
— Нет. Из того, что я понял, там одного человека не хватит.
— Зависит от случая, но обычно хватает. Правда, нужен хоть какой-то опыт.
— Так поделись.
Я отдавал себе отчёт в том, что мы с Терри изучаем друг друга наравне, но это предложение настолько застало меня врасплох, что левый глаз болезненно задёргался.
— Мне от тебя ничего не надо, — продолжал Макферсон, — но если уж мы можем принести друг другу немного пользы… Может, я и справлюсь с нужным ритуалом, если ты меня научишь, а?
— Тебе жить скучно?
— Сам подумай. Это ты с младенчества знаешь, что не псих, а я тридцать лет жизни и не представлял, что допущен в такую-то важную ложу.
Я заскрипел матрасом, пытаясь устроиться поудобнее:
— Ну с важной ты, положим, перегнул, но всё ясно. Хочешь попробовать что-то эдакое — давай-ка начнём с поднятия моего трупа. Мне будет гораздо легче тебе помочь, если я хотя бы до туалета смогу сам дойти.
— А не боишься? — Терри поднял медные брови. — Это ж всё-таки о твоём здоровье речь.
— Звучит сложнее, ага. Зато в исполнении гораздо проще. Так что, дашь зажигалку?
Макферсон поднялся и перебросил мне несчастный предмет, истосковавшийся по теплу моих рук. Акулий оскал погас; ни говоря ни слова, Терри вышел из трейлера. Странная манера обрывать разговор…
Ну и чёрт с ним. Я хочу курить, в конце концов.
Глава тридцать четвёртая. Меркурий в Близнецах
«Смотри, Леви, это Туманность Андромеды…».
Воздух мягко толкнулся в крылья снизу; поток уходил наверх. Облака закручивались в подобие огромной флейты, сквозь которую тёк поющий ветер с крошечными искрами, тающими от случайного взгляда. Становилось холоднее, и Леви чувствовала, что начинает уставать. Странно… как можно ощутить физическое утомление там, где у тебя нет тела? Что, если это просто плохая привычка?
Искры неожиданно сбились в шепчущий рой и на несколько мгновений лишили послушницу возможности видеть путь. Ещё немного — и облачная флейта закончилась, вновь открыв для Леви чистый небосвод и горную цепь, будто набросанную жёстким карандашом на белом листе. Прямо над спокойным снегом, посреди звёздного ковра, разворачивалась ослепительная спираль с бледно-голубыми рукавами и нежно теплеющим центром.
«Туманность Андромеды находится ближе всего к Млечному Пути… по меркам Вселенной, конечно, — усмехалась Рэйен Дим на самой грани слуха. — Нет, милая, тебе туда никогда не попасть. Мы до Луны-то едва дотронулись».
Здесь пересекались дороги множества ветров. Горная цепь то казалась Леви такой близкой, что стоило лишь протянуть руку, то почти недостижимой. Каждый новый взмах крыльев давался труднее — воздух будто густел. Появилось жужжащее чувство некоего предупреждения, говорившее, что угловатая линия снегов очерчивает недоступную для перехода границу.
Сбиваясь с дыхания и прижимая к себе скрипку леденеющими руками, послушница задалась вопросом, не потеряла ли она путь. Звёзды над головой всё ещё не особенно походили на привычную картину земного неба. Холодный свет и графитный мрак смыкались в пространстве, будто руки двух людей, и переплетались так тесно, словно эти руки принадлежали влюблённым.
Леви напрягла слух и начала плавно снижаться, сопротивляясь бормотанию страха, которое почему-то доносилось снаружи, а не изнутри. Очевидно, что в Ноо любые законы сходят с ума, и у неё нет иных ориентиров, кроме собственных ощущений. Если её тело — или то, что здесь им является — требует отдыха, лучше к нему прислушаться.
Внизу колыхалась дымка не столь плотная, как в недавно покинутом мире множества лун. Причудливый туман обнимал холмы, которые становились всё выше по мере приближения к горам. Оглушительная тишина подсказывала, что местность пустынна, но послушница сомневалась: можно ли ей доверять? В конце концов, она сама владела приёмом, позволяющим легко спрятаться даже от очень острого чутья, и кто скажет, нет ли в этих странных местах сущностей, умеющих нечто подобное?
Глупо бояться неизвестности, когда всё вокруг — она… и всё же Леви чувствовала, что сейчас предпочла бы тревожные ритмы молчанию посеребрённых холмов.
По мере снижения лететь становилось всё проще — воздушное буйство стихало. Сквозь дымку то здесь, то там прорывались верхушки странных деревьев с плавными ветвями и трепещущими лиловыми кронами; и если в мире снов растёт лес, в нём должен кто-то обитать. Разве Кроцелл не говорил, что Ноо — дом для многих духов?
Успокоившийся воздух вдруг наполнился отчётливым запахом хвои, хотя деревья не походили ни на ели, ни на сосны. Дрожа от холода и волнения, Леви в который раз за полёт вспомнила о Нетусе. Отчего-то она испытывала твёрдую уверенность в том, что он не погиб, и она легко сумеет его отыскать, как только нащупает дорогу назад…
Но вдруг это ошибка, и на самом деле ей не к кому больше возвращаться? А если заблудиться среди деревьев с тёмно-лавандовыми стволами — это лучшее, что ей осталось?
Земля приближалась, и можно было различить, что ветви переплетаются очень тесно, почти образовывая крышу. Весь лес походил на ковёр из огромных и необыкновенно крепких лиан — некоторые участки росли настолько плотно, что туман едва просачивался внутрь, предпочитая колебаться на самой их границе. Тишина начала распадаться на отдельные трели и фразы, что немного успокоило послушницу — мелодии звучали просто и незатейливо, не перебивая друг друга. В дымке мелькнула и тут же пропала цепочка лазурных огоньков.
Как там говорил Танцор — духи понимают лишь один язык, да? Надо держать это в уме…
Маховое перо зацепило туманный протуберанец, и тот растаял. Здесь было гораздо теплей, чем наверху, и Леви почувствовала себя лучше; зачем-то набрав полную грудь влажного воздуха, она нырнула в пелену.
Ноги коснулись мягкой травы, но устоять не вышло. Послушница обрушилась на землю лицом вниз и засмеялась от собственной неловкости. Звук смеха запрыгал по плоским камням, будто невидимый зверёк, и затих где-то в отдалении.
Крылья были тяжелы. Леви почему-то ожидала, что её спина сразу же заболит, но пока что раздавшиеся лопатки спокойно несли выпавший на их долю груз. Послушница осознавала: достаточно лишь напрячь волю, и крылья исчезнут, но здесь может быть опасно, а по воздуху сбежать гораздо проще…
Извилистые, почти стелющиеся по земле стволы проступали из дымки совсем невдалеке. Леви направилась к ним, прислушиваясь к тихому перебору струн, который будто бы исходил от коры. Он напоминал звучание кельтской арфы, и Леви поняла: каждое дерево — это отдельная нота, вплетающаяся в музыку в нужный момент.