— И что вы будете обо мне думать, если?..
Леви запнулась и не договорила. Обречь на смерть других, чтобы спасти себя? Неужели она всерьёз допускает подобное?!
Выражение лица шаманки не изменилось. В её чуть раскосых глазах ровно мерцал тёмный огонь.
— Только Вакан-Танка имеет право судить. До тебя мне есть дело, до них — нет.
— Должен же быть другой способ. — Леви поднялась, машинально отряхивая юбку.
Танцовщица пожала плечами. Ей не нужно было ни о чём спрашивать — благодаря связи их мыслей она прекрасно знала, что задумала послушница. Путешествие, проделанное Леви из отдалённых уголков Ноо, удостоилось лишь скупой похвалы — словно ничего другого и не ожидалось.
— Будь осторожна, — сказала шаманка, снова поднимая пимак. — Можешь передать своему медному вору, что я разрешаю пополнять силы у озера. И я снова пошлю духов к месту тишины — может, удастся всё-таки найти лазейку.
— Спасибо. — Слегка растерявшись, Леви не придумала ничего уместней, чем неуклюжий реверанс.
Шагая вниз по склону, она чувствовала, как теплеет воздух. Лёд Кроцелла стягивал к себе пространство, замедляя ветер и глуша окружающие звуки. Чем дальше отступали пять тонких скал, тем легче становилось дышать, и тем сильнее казалось, что поздняя осень резко сменилась душистой весной. Безымянный город зяб и чуть поблёскивал; спящие дома, разбросанные по холмам, выглядели так, словно жители оставили их на пару минут.
Спустившись к неправдоподобно высокому указателю без надписей, воткнутому около пустого и гладкого шоссе, послушница вызвала в памяти цепочку звуков, служившую именем двумордому волку из погибшего леса. Ноты легко покинули её разум и растворились в воздухе.
Отыскать чужой сон — особенно сон Нетуса, человека, чьё сердце стучало так близко и громко — было просто. Но сейчас ей предстоит проникнуть в реальный мир, и лучше всего пойти следом за духами — ведь и Танцор, и Кроцелл упоминали, что существам Ноо открыты пути в оба пространства.
Из-за ближайшего холма раздался многоголосый вой.
На шёлково лоснящейся шерсти духов играли мелкие блики. Уже знакомый послушнице вожак стаи скользил впереди, едва касаясь лапами шоссе; чуть позади него шла волчица — крупная, но изящная, с острой мордой и плавными движениями тонкого хвоста. Остальные четверо волков — мельче и прозрачней — сохраняли почтительное расстояние и двигались, низко опуская головы.
Духов объединяла угольная масть и множество глаз, которые беспорядочно открывались на волчьих телах
Леви слегка занервничала. Волки остановились чуть поодаль, и только двумордый приблизился вплотную, вырастая над послушницей, точно огромная глыба тени. Повинуясь скорее наитию, чем здравому смыслу, Леви выставила вперёд руку, согнув в локте и повернув её к волку тыльной стороной ладони; тот сдержанно обнюхал ткань её свитера и фыркнул, позволив ей коснуться его лба.
Вопросительные ноты кружились между духом и послушницей, как пушинки одуванчика. Леви закрыла глаза и напрягла внутреннее зрение, воскрешая образ сэра Джеффри Тансерда. В тихую мелодию, исходившую от двумордого волка, вплёлся новый мотив — понимание.
«Добыча?»
Стая тихо заворчала, отзываясь на мысли вожака.
Леви отрицательно покачала головой и произнесла вслух:
— Выследить. Мне нужно попасть в логово.
Вожак ещё раз ткнулся в её руку, затем оглянулся на своих.
«Должны питаться. Нужен свет».
Отлично. В доме Тансерда не может не быть резервуаров с lumen naturae. При мысли о том, чтобы оплатить помощь духов из кармана жертвы, Леви едва сдержала очень бельторновскую ухмылку. Нетусу бы и в самом деле понравилось.
— Этого будет довольно. Найдите логово, помогите мне войти внутрь, а там — резвитесь.
Двумордый дух качнул головой, и его глаза замерцали все разом, выражая согласие. Он повернулся к стае, зарычал, и Леви казалось, что этот низкий рык исходит не из глоток, а из всего тела разом. Волки отвечали своему вожаку глуховатым фырканьем — все, кроме самки, которая подошла чуть ближе к послушнице и пристально всмотрелась, наклонив изящную голову.
Шерсть волчицы лунно переливалась. Она резко втянула носом воздух и коротко тявкнула; лёгкое, но различимое эхо сомнения осталось звенеть в пространстве. Волчица считала Леви недостаточно проворной, чтобы следовать за стаей, и приходилось признать — у неё были для этого все основания.
Послушница дёрнула плечами, пытаясь избавиться от мучительной неуверенности. Лунношёрстная самка переступила с ноги на ногу, подняла голову и завыла. Высокая нота устремилась к бледному небу и потухла, но Леви успела вцепиться в неё всей своей волей. Тело мгновенно отозвалось, и его окутала тёплая волна.
Когда Леви открыла глаза, её взгляд оказался на одном уровне со взглядом волчицы. Изменившийся нюх сразу выделил целую плеяду новых оттенков воздуха, и местность перестала казаться пустынной. Лунношёрстная самка приблизилась к новой подруге, обнюхала её и отступила за спину терпеливо ждущего вожака, удовлетворённо фыркнув:
«Это лучше».
Двумордый дух в ответ только мотнул головой:
«Пора».
Четвёрка спутников — новой частью своего сознания Леви понимала, что это молодые переярки — звонко взлаяла. Запахи кружили им головы.
Вожак с явным облегчением покинул шоссе, и спустя несколько мгновений стая вместе с послушницей утонула в высокой траве.
Синеватые стебли, серебристая земля и перламутровый небосвод совершенно поглотили внимание Леви. Упругий волчий скок подходил диким лугам гораздо лучше, чем привычная ходьба; травы бились о раздавшуюся грудь, и запахов вокруг было так много, что хотелось окунаться в них бесконечно, впустить внутрь, впитать каждой шерстинкой.
Познать душу мира так, как никогда не сможет существо, лишённое звериной остроты чувств…
Переярки смеялись над Леви, не прекращая бега, но она не обижалась: ещё недавно эти волки сами бегали с ветром наперегонки и катались по земле, чтобы потом слизывать с себя ароматы почвы и корней. Общая память стаи вливалась в разум Леви вместе с новыми голосами и оттенками мелодий.
Запахи сгустились и ударили в голову с утроенной силой. Небо вспыхнуло янтарём, и пространство стало похоже на застывающую смолу. Изменившиеся травы — сухие и тёмные — расступились, и впереди возникли болезненно реальные очертания кирпичных домов улицы Линча.
Леви затрясла головой, пытаясь стряхнуть неприятное жужжание, которым сопровождался переход. Стая — шесть полупрозрачных силуэтов, утративших плотность и объём — заскользила по разбитому асфальту в обход ржавого автомобиля со снятыми колёсами. В воздухе носилось что-то вроде лиловой паутинки, мерцающей и неразборчиво шепчущей на разные голоса.
Шёл дождь, и мир пел, как тысячи крошечных бубнов. Несмотря на сырой мрак осеннего вечера, взгляд цеплялся за детали, которые человек бы едва заметил — оттенки ржавчины, мшистая поросль на кирпичной стене, затейливая вязь трещин под ногами…
Стараясь не отвлекаться на пьянящий запах небесной влаги, послушница отправилась к ближайшему переулку вместе с волками. Вожак остановился и обернулся к ней:
«Нужно увидеть снова».
Зажмурившись, Леви заставила себя вспомнить облик Тансерда так подробно, как только смогла. Её разум кипел; новые впечатления требовали много места в голове, и послушница едва сумела сосредоточиться. Образ из другой жизни пришёл неохотно — блёклый и размытый, точно испорченная акварель.
Чёрт, кажется, долгое пребывание в чужом обличье небезопасно. Как скоро чувства побледнеют вместе с воспоминаниями?
Вожаку, впрочем, хватило. Бесшумные тени хлынули в просвет между зданиями.
…Глазу случайного прохожего дом Второго Октинимоса вряд ли показался бы примечательным. Сначала Леви даже подумала, что вожак стаи ошибся. Она слышала, как сильно ценят роскошь Высшие Практики, а жилище Тансерда ничем не выдавало высокий статус хозяина — скромный дом с белыми стенами и матово-серой черепицей, окружённый безукоризненно ровной лужайкой.