— Но ведь всё не так плохо! Девчонка по-прежнему у нас, верно? Значит, ритуал ещё можно провести?
— Тебе кажется, что Очищение — пустой звук? Полагаешь, Джеффри зря на нём настаивал, рискуя испортить отношения с леди Вендевой? Ты хоть представляешь, как грубо оно было нарушено из-за твоей невнимательности, Нирити?!
О, а вот и гнев, наконец.
— У нас, конечно, нет выхода. Ритуал состоится. Но ты надеешься, что Джеффри забудет о том, как ты всё усложнила? Завтра утром ему придётся объяснять леди Вендеве, зачем понадобилось погружать девушку в летаргию. И если Первая что-то заподозрит, мы потеряем всё.
Пальцы Нирити вцепились в подол платья, так, словно хотели разорвать, а лицо застыло. Леви не могла уловить ни единой мысли за сплошным ужасом, во власти которого оказалась её — бывшая? — наставница.
— Мой муж очень зол на тебя, — холодно произнесла Лидия, возвращая своему голосу олимпийское спокойствие. — Кроме всего прочего, он действительно не хотел смерти младшего Бельторна. И если бы ты не ухитрилась позволить носительнице завести роман с мальчишкой прямо у тебя под носом…
— Я не виновата! — отчаянно вскинулась Нирити. — Кто вообще мог такое предвидеть?! Эта маленькая шлюха, она…
— Лидия, ты неправа. Я вовсе не зол.
Мягкий, немного усталый голос сэра Тансерда заставил вздрогнуть всех, кто находился в гостиной. Лицо его супруги превратилось в маску, разом утратив всякое выражение. Белая, как мел, Нирити вперилась во Второго Октинимоса полными слёз глазами и до крови прокусила нижнюю губу.
Леви оказалась точно на линии их взглядов и метнулась к узорчатой стене — несмотря на то, что её мелодия терялась среди кипящих в комнате эмоций, ей хотелось спрятаться.
— На кого мне злиться? — продолжал сэр Тансерд, скрестив руки на груди. — Я вижу сердце столь бедное, что в нём не нашлось терпения и сострадания к несчастной Леви в последний месяц её жизни. Это достойно жалости, а не злости. Вина за случившееся лежит только на мне — это я принимал решения, и я за них отвечу.
В гостиной воцарилась звенящая тишина. Нирити глотала слёзы, уставившись в колени.
— Признаться, у меня сейчас голова раскалывается. Дорогая, тебе не трудно будет сделать мне чай с мятой после того, как ты проводишь мисс Клинг?
— Конечно, нет, — Лидия грациозно поднялась. — Нирити, тебе действительно пора.
Леви выскользнула в холл следом за уходящим Тансердом. Её сердце — её память о сердце — стучало так, что сотрясало бы всё тело, если бы оно у неё было. Рассудок пытался упорядочить новые сведения.
Последний месяц её жизни…
Слишком страшно, чтобы в это поверить. Можно ли вообще осознать подобный кошмар? Если только Второй Октинимос каким-то чудом не шутил, выходит, что Леви собираются убить. Но зачем?.. Чего Тансерд хочет добиться всем этим? Лидия сказала, что мир может погибнуть, если они не справятся… Что за Процедуру она имела в виду?!
Нельзя, нельзя теряться! Сосредоточиться, собраться с силами… и наблюдать.
Кабинет сэра Джеффри располагался на втором этаже. Леви вошла внутрь вместе с тенью Второго Октинимоса, прислушиваясь к переплетающимся мелодиям lumen naturae.
Едва за спиной послушницы захлопнулась дверь, Тансерд встряхнулся, и его облик изменился. Живому глазу показалось бы, что на месте Второго Октинимоса возник другой человек, но глаза духа видели: новое лицо — ложное, совсем как те, что носил Нетус. Маска выглядела сурово — орлиные черты, спутанные космы, почтенный возраст — и послушница ахнула, узнав автора «Антологии проклятий», сэра Вайна Файндрекса, чьё фото красовалось на первой странице фолианта.
Видоизменённый Тансерд прошёлся по комнате, заложив руки за спину, и оба его лица выражали угрюмое беспокойство. Собственные ритмы Второго Октинимоса по-прежнему оставались бесконечно далеки от слуха Леви, и это сводило её с ума. Почему она может проникнуть в разум практически любого человека — любого, кроме того, от чьих мыслей зависит её судьба?!
Сэр Тансерд приблизился к одному из высоких и гладких комодов, обшитых медью, которая издавала звук, похожий на скрежет по стеклу. Находясь у порога, Леви различала его с трудом, но стоило ей сделать несколько шагов к комоду, и скрежет стал пронзительным, почти невыносимым — по-видимому, эта защита был рассчитана в том числе и на духов. Тансерд коснулся нескольких точек на меди, и она смолкла.
В конусе света от настольной лампы оказалась круглая шкатулка из чёрного дерева, тихо шепчущая что-то мечтательное и абсолютно неразборчивое. Леви подошла ближе, но это не помогло — шкатулка будто говорила на незнакомом языке.
Второй Октинимос в маске сэра Файндрекса откинул крышку точным движением, словно нажимал на спусковой крючок. Воздух мгновенно наполнился сильным ароматом чёрного перца, и послушница невольно зажала нос, забыв, что это не имеет смысла. К сверхъестественной природе запахов и звуков в Ноо ещё только предстояло привыкнуть.
— Марбас, Марбас… — напряжённо проговорил Тансерд, дотрагиваясь до граней медного бруска на чёрном бархате. — Что за игру ты ведёшь?
Глава тридцать девятая. 25 октября 1985 года, 20:03, час Юпитера
Говорят, если человеку что-то написано на роду, то увернуться не выйдет. Наша семья занимается Высшей практикой уже не первый век. Даже грёбаные Ангелы Её Величества считаются с фамилией Бельторн, а это, поверьте, о чём-то говорит.
Потому я не сомневался, что войду однажды в Циркум Призыва и впущу в свой разум Герцога. Не знал только, где и кого.
Подвалом Фредерика де Вриза, как и всем домом, занимался профессионал. Я без конца пялился на кирпичи в стене: они никак не могли быть того возраста, на который выглядели, но поймать их на лжи мне не удавалось. Безупречно выдержанное впечатление застенка испанской инквизиции — только колодца с маятником где-нибудь поблизости не хватало. Любопытно, почему именно этот тон показался де Вризу подходящим.
«Взыскующий дара» восседал в резном кресле у дальней стены, и приглушённый свет спрятанных в потолке ламп мягко ложился на его фигуру. Сегодня де Вриз напоминал кота, следящего за суетливыми людишками из-под полуприкрытых век. Я ожидал, что познакомлюсь с кем-то из остальной дюжины амбициозных толстосумов, но не срослось. Ещё не заслужил, наверное.
— Давайте всё проговорим, мистер Бельторн, — произнёс де Вриз, остро блестя глазами. — Значит, в том, чтобы осуществить вызов без посторонней помощи, вы проблемы не видите?
Проблему я видел. И даже не одну. Но соврал:
— Никакой.
Брови де Вриза чуть приподнялись. Чёрт знает, верил он мне сейчас или нет, но я должен был доказать, что без меня эти самые «тринадцать Избранных» далеко не уйдут. Иначе как уговорить его избавить Тансерда от печати Марбаса?
В конце концов, я всегда могу пообещать, что отдам печать обществу де Вриза — после того, как сам ею воспользуюсь, разумеется. Но моё слово должно приобрести вес.
— Насколько мне известно, в ритуалах Ассоциации Исследователей принимают участие все Высшие. Почему?
Я пожал плечами:
— Официальные ритуалы нужно протоколировать, да и анализировать результаты должен весь состав. Но хранители печатей всегда налаживают с Герцогами, э… неформальные контакты. Без этого не обойтись.
— Зачем? Разве эти духи не принуждены служить людям некоей… высшей волей, если можно так выразиться?
— Всё верно, сэр. Но они этого не хотят, и большинство из них уворачивается от долга Соломоновой правды любыми способами. Всё становится гораздо проще, если они хоть немного доверяют тому, в чьих руках находится печать.
— Ясно. — Де Вриз потёр подбородок, сверкая тёмным рубином. — Когда мне ждать призыва?
— Зачем ждать? Я могу провести его сейчас.
Лицо «взыскующего» вдруг стало неприятно-вежливым:
— В самом деле? Знаете, мистер Бельторн, я не спрашивал, как вы провели последние дни, но…
Ох, пошёл к чёрту, сволочь лысая. И так тошно, а тут ещё ты.
— Не беспокойтесь, сэр, я быстро восстанавливаюсь.