— Рад это слышать.
Конечно, ты рад. Ты ведь так и предполагал, иначе мисс Джексон не привела бы меня сюда.
Моя сумка с резервуарами сиротливо темнела у самого входа. Когда лукаво улыбающаяся Леви сообщила, что я теперь в белом списке у хранителя озера Уонэгиска, слово «изумление» мои чувства передать не могло. Мир, чёрт побери, сошёл с ума — юная послушница делает то, над чем весь Высший состав Ассоциации бьётся со дня основания города.
Да, совсем не такой помощи я надеялся добиться, действуя ей на нервы на берегу этого самого озера… благодаря ей у меня есть и местонахождение печати Марбаса, и источник lumen naturae.
Маленькая мисс Дим сделала свою часть работы, теперь моя очередь.
— Для ритуала всё готово, — произнёс я фразу, которой де Вриз ждал с куда большим нетерпением, чем демонстрировал. — Могу приступать.
«Взыскующий» опустил руки на подлокотники кресла, смахнув с них невидимые пылинки.
— В таком случае, не смею вам мешать. Надеюсь, моё присутствие подразумевается?
— Конечно, сэр.
Стараясь заглушить голос здравого смысла, который уже служил заупокойную мессу по моему здоровью, я принялся набрасывать на полу Циркум Призыва. Высшие Октинимосы любят травить байки о великом защитном значении этого ритуального контура — мол, именно он связывает волю Герцогов и не даёт им вредить смертным. Но на самом деле Циркум Призыва нужен только затем, чтобы все участники ритуала видели то же, что видит хранитель печати. Вся встреча происходит в его голове, а контур работает как проектор.
Спасибо моей привычке копировать всё, представляющее хоть малейший интерес. Я и раньше экспериментировал с этой штукой, пытаясь вызвать к жизни образы из моего не совсем здорового воображения, но безуспешно — контуры подобного значения создаются так, чтобы служить единственной цели.
Печать герцога Ипоса легла в центр Циркума. Де Вриз сидел, закинув ногу на ногу, мерцал перстнями и шитьём на халате, а его одутловатое лицо выражало что-то вроде благосклонного ожидания. На мгновение я почувствовал себя янки при дворе короля Артура, но не дал дурацкому хихиканью испортить серьёзность момента.
Когда резервуары расположились в соответствии с секторами Циркума, мне оставалось только занять своё место. По загривку бродило стадо мурашков: волнительно же, первый раз… в полутёмном подвале, с пресыщенным богачом, маслено ухмыляющимся в мой адрес.
Всё-то у меня случается не так, как я себе представляю.
Здравый смысл в последний раз пискнул, что есть ещё шансы всё переиграть и сдаться в психиатрическую лечебницу. Чёрт подери, старина, ты же на ноги встал всего два дня назад, одумайся!
Внимательно прислушиваясь к собственным паническим мыслям и глядя прямо в глаза де Вризу, я расправил плечи и громко произнёс:
— Ипос!
Фигуры в белых плащах приветственно помахали со дна памяти. Отдав часть своего внимания «воззванию», я закрыл глаза, потянулся волей к резервуарам, и lumen naturae хлынул в ритуальный контур. Пока мой голос, доносившийся будто бы из соседнего штата, твердил имя Герцога, следовало убедиться, что Циркум работает, иначе всё пойдёт насмарку.
Главный секрет мастерства Высших практиков заключается вовсе не в том, чтобы предельно сосредоточиться на чём-то одном. Действительно крутые ребята умеют предельно сосредотачиваться на сотне вещей сразу. Мне до них далеко, но такую-то мелочь я должен осилить.
Воздух вокруг моих ног медленно, но верно нагревался: контур вышел на славу. Поздравив себя коротким ругательством, я сконцентрировался на «воззвании». Печать тихо звенела, откликаясь, и у меня было чувство, что я голыми руками пытаюсь сдвинуть айсберг. Герцога Ипоса не призывали давно… чёрт знает, как это скажется на нашем общении.
Виски странно опустели. Голова закружилась. Из мира исчезли все запахи, точно кто-то повернул рубильник моего обоняния. Стопы утратили чувство опоры, а руки стали ватными. Поддавшись мгновенной тревоге, я проверил контур Циркума — нет, всё в порядке…
И это было последнее волевое усилие, сделанное мной сознательно.
В следующую секунду мой разум распался надвое, словно в него вбили клин. Глаза открылись сами, и свет в подвале показался мне более ярким, чем раньше. Не успел я подумать, что эффект пока терпимый, как спина стала пластилиновой, и в неё впилась пара десятков когтистых лап. Мою плоть словно раздирали на части, пытаясь добраться до позвоночника, но при этом мне не было больно, лишь невыносимо мерзко.
Когда чужая воля выкачала весь воздух из моих лёгких, я услышал собственный кашель, и подвал как-то покосился. Похоже, я шатаюсь. Этот призрачный клубок склизких змей меж рёбер, всё усиливающееся чувство присутствия… мне показалось, или де Вриз вскочил?
Очки почему-то слетели, но я не успел понять, куда. Контур работал безупречно. Мир расплылся, он состоял теперь из одних только пятен цвета. Меня мутило и неудержимо давило к полу, но я из последних сил напряг каждый мускул, представляя, что стою в «цементных ботинках», и варианта «упасть» в моём списке просто нет. Чуждое сознание воевало с моим собственным, сражаясь за каждую пядь разума.
Хотелось испугаться, заплакать, остановить ритуал, спрятаться в уголке, но та часть меня, что ещё сохраняла способность чувствовать, была слишком занята. Леви. Я не могу её подвести. Я не вправе…
Восприятие неожиданно озарилось вспышкой глубокого сопереживания душе, которая протискивалась сквозь узенькие двери моего черепа в тяжёлое, неприютное бытие. Разум практика-дилетанта Нетуса Бельторна соприкоснулся с разумом древней сущности, считавшей наш мир печальным местом, обречённым бесконечно страдать.
Быстрая цепочка видений — полёт над линией облаков, маленькая густая тень, громкий смех и холодная ярость — промелькнули перед моим внутренним взором, как обрывок киноленты, и меня снова зашатало, но уже от чувства невероятного облегчения. Вся тяжесть, лежавшая на моих плечах, сосредоточилась в сердце Циркума клубком мрака, сквозь который проступали очертания человеческой фигуры. Я вдруг понял, что не моргал уже несколько минут, и глаза невыносимо пересохли; доли мгновения, которая ушла на это простое действие, хватило, чтобы силуэт вызванного мной Герцога обрёл плоть.
Невысокая, коренастая и смуглая женщина с монгольскими скулами стояла в середине контура, зябко сжавшись. Незастёгнутая рубашка жемчужного цвета падала на бёдра, и только одна сторона была заправлена в просторные коричневые брюки. Её волосы спутались так сильно, что походили на дредлоки, а в носу ярко блестела золотая серьга.
Без очков я будто плавал в болоте, но образ Герцогини вырисовывался передо мной с убийственной чёткостью: морщинка между бровями, тёмная зелень нечеловечески матовых глаз, слипшиеся ресницы. Когда наши взгляды встретились, пространство на миг зарябило, как поверхность воды от лёгкого ветерка.
Твою мать. У меня получилось.
От волнения я начисто позабыл все протокольные вопросы и застыл, открыв рот. Ипос оглянулась и сделала такое движение, словно хотела сжаться в комочек. Выпуклые, жёстко очерченные губы дрогнули.
— Кто ты?..
Голос Герцогини бился среди магических вибраций ритуального контура, точно стая рыбок в буйном потоке. Чёрт возьми, нужно помнить, что Циркум Призыва потребляет просто сумасшедшее количество lumen naturae, и у меня не так уж много времени.
— Герцогиня Ипос, вас приветствует… приветствую… я. — Речь давалась мне с трудом. — Осведомлены ли вы о долге Соломоновой Правды по отношению к призывающим?
Пальцы Ипос вжались в переливчатую ткань рубашки, и она кивнула:
— Осведомлена. Ныне ты — тот, кому дана власть произносить моё имя?
Фигура де Вриза едва маячила за спиной Герцогини. Не слишком-то удобно для меня она выразила свою мысль — вряд ли «взыскующему» будет приятно думать, что пресловутая власть сосредоточена не в его руках.
— Считайте меня посредником, — нашёлся я.
— Моей печати уже давно никто не касался. — Ипос откинула голову назад, и её русые пряди заколыхались, будто от ветра. Мне вспомнилась Медуза Горгона, и я сглотнул бы со страху, если бы у меня во рту не царила сейчас полная Сахара. — Ведомо ли тебе, что я не из тех, кто достоин траты сил? Люди не нуждаются в моих дарах, и ты — меньше всех.