Мы поели лапшу сомэн в горячем бульоне. Не уверена, можно ли было считать этот ночной перекус ужином. Во время еды свекровь несколько раз высморкалась. Я спросила, будет ли свекор с нами есть. «Он поест потом», — сказала она. Как обычно, мой муж ни на секунду не выпускал из рук телефона — даже когда ел палочками. Доев свою порцию, он встал, немного размял шею и снова пошел в комнату с алтарем. «Ты ванну принимать будешь?» — спросила я его. «Попозже». Я доела, сложила наши с мужем тарелки одна в другую, отнесла в раковину. «Оставь, я помою», — сказала свекровь. «Я помою. Ничего страшного». — «Нет, правда, я помою сама. Прямо сейчас». Но свекровь так и сидела, не двигаясь с места. Я открыла кран и намочила губку. Хризантемы в стакане клонили головы друг к другу. Запах зеленого лука забивал их аромат. Я помыла всю посуду, которая была в раковине. «Извини», — сказала свекровь, но я ничего не ответила. Посуда, которую я мыла, — пиалы с чуть ли не позавчерашними засохшими ниточками натто, светлые керамические чашки юноми — была, как и другая посуда в доме, со вкусом подобрана свекровью, а может быть, и бабушкой мужа. Я опять пустила воду и смыла в слив остатки нарезанного лука и чайной заварки.
В тот момент, когда вода брызнула из крана, хризантемы в стакане сбились в кучу. Теперь я явственно ощущала их запах. Муж в комнате зачем-то ударил по поющей чаше на алтаре. Сквозь вентиляционное отверстие я слышала, как смеется мой деверь. Кажется, был еще чей-то голос. Я обернулась на свекровь. Она сидела — глаза закрыты, ладони подпирают щеки — и спала. Я видела, как поднимается и опускается ее спина. Наверное, она не только что заснула, а уже спала какое-то время. Домыв посуду, я опять отправилась на задворки, к сараю. Там никого не было, свет не горел. Все так же, как и раньше. Я попробовала открыть дверь. Она сопротивлялась, но в какой-то момент поддалась. В нос ударил запах пыли и плесени. Внутри было темно, но я разглядела разные по форме объекты, наваленные у стен, стоящие на полу. Это выглядело так, будто сюда очень давно никто не заходил. Большие стеклянные сосуды выстроились в ряд на полу, внутри некоторых из них калачиком свернулись сороконожки. С потолка свисала электрическая лампочка без абажура. Я дернула за шнур, но свет не зажегся. Лампочка маячила под потолком. Я потянула за шнурок еще раз, сверху на меня посыпалось что-то пыльное, после чего я выскочила из сарая на улицу. Я провела там считаные секунды, но мои ладони, а также обувь были покрыты чем-то белым.
Несмотря на то что лето близилось к концу, а по календарю уже и вовсе давно была осень, день ото дня, казалось, становилось только жарче. Уже с трудом верилось, что в какой-то момент жара все-таки кончится и станет прохладнее. Цикады, по крайней мере, звенели так же, как и в разгар лета. Это только в нынешнем году такая погода? Или теперь всегда будет так? А может, это глобальное потепление? Или климатическая аномалия? Раньше люди, кажется, не умирали в таких количествах от тепловых ударов. На дороге я увидела мертвую цикаду. Она лежала на черном выжженном асфальте, устремив к небу все свои шесть ножек. Я сдвинула немного в сторону руль недавно купленного велосипеда, чтобы переехать передним колесом ее тушку. Я думала, она уже успела иссохнуть на солнце, но насекомое неожиданно прилипло к шине, и теперь при каждом вращении я ощущала гудящие вибрации. Может, это выходил скопившийся в брюшке воздух, а может, цикада еще была жива. Чувствуя необъяснимую неудовлетворенность, я крутила педали. Когда идешь пешком, это незаметно, но дорога от комбини к дому, оказывается, поднималась немного в гору. На каждой мелкой выбоине дороги, на каждом бугорке в корзине велосипеда подпрыгивала сложенная униформа. Я поднажала на педали. «В общем, делать тут нечего. Покупатели почти не заходят. Но магазин без продавца не оставишь — кто-то должен тут находиться». — «А дети? Их же всегда так много». — «Откуда здесь дети? Одни пенсионеры в округе. Семей с детьми — раз-два и обчелся. Как говорится, старение населения. Если бы тут школа была поблизости или офис какой-нибудь, тогда другое дело». — «Вот как». Женщина, которая в свое время отштамповала мне квитанцию поднялась со стула и сказала: «Ну, значит, завтра приступаете к своим новым обязанностям». Я тоже встала и поклонилась ей на прощание. Когда я вышла из комбини, меня тут же обволокло жарой и густым запахом травы. Старики в комбинезонах скашивали заросли травы на речном берегу. К густому травяному запаху примешивался еще один аромат — очень знакомый, хоть я и не могла сказать, чем это пахло. Пластиковая бутылка воды, которую я купила сразу после собеседования, вся запотела и стала влажной. В зеленом бурьяне тут и там мелькало что-то красное. В небольших аккуратных кучках скошенной стариками травы тоже что-то краснело. Должно быть, хиганбана — ликорис, паучья лилия, цветок призраков. Ни зверя, ни нор, ни детей нигде не было видно. Вернувшись домой, я примерила у зеркала униформу. В моем лице уже проступили знакомые черты матери моего мужа.