Ненависть и отчаяние буквально сгущали вокруг меня тьму, окутывая тёмной аурой из боли и беспомощности. Когда я не смог дальше подбирать слова, мой взор упал на статуи, застывшие с каменной безучастностью на таких же каменных лицах. С ненавистью накинулся на них. Я не чувствовал боли и не видел урона, получаемого от пинков и оплеух, щедро раздаваемых камню на лево и направо. А когда силы наконец покинули меня, или, вернее, закончилась энергия, опустился на пол в грязную жижу, уткнулся лбом в камни и затих.
Проснулся со странным ощущением боли и ломоты во всём теле. Голова соображала медленно, как после хорошей пьянки. Никак не мог понять, почему я лежу на холодных камнях, а не на своей уютной земляной кровати? Воспоминания пришли не сразу, но пришли. Кулаки снова захрустели, сжимаясь от отчаяния, когда я почувствовал, что правый кулак жжёт изнутри. И чем сильнее он сжимается, тем больнее становится.
Открыл глаза, рывком сел на пол, с замиранием сердца разжал пальцы, и… на ладони вспыхнул маленький огонёк. Слов не было, дыхание снова перехватило. Я смотрел на это чудо, часто и жадно хватая ртом воздух, не в силах выдохнуть, медленно раздуваясь как воздушный шарик. Прижал Искру к груди, а из глаз снова покатились слёзы. Я гладил руку, которая прижимала огонёк к груди, что-то шептал и бормотал о том, что больше никогда её не отпущу, не потеряю, и никому ни для каких великих дел её не отдам. Наверно, так себя чувствовал толкиеновский Горлум, погружаясь в лаву и прижимая к груди кольцо.
Когда энергия закончилась, снова съеденная эмоциями подчистую, смог отнять руку от сердца и поднести ладонь к лицу. Огонёк внезапно подрос и обернулся очаровательной огненной дюймовочкой, ростом в ладонь, которая обворожительно мне улыбнулась и виновато опустила голову. Мне снова было сложно что-то произнести. Задыхаясь и запинаясь, смог выдавить из себя: «Не умирай больше так! К-к-как ты могла?! Я чуть с ума не сошёл! Я…»
Хотел ещё что-то сказать, но Искра подскочила к моему лицу, ухватилась руками за щёки, закрывая рот своим телом, и прижалась горячей щекой к моему носу. Говорить больше было нечего. Я блаженно закрыл глаза, и аккуратно погладил мою прелесть пальцем по голове. Сил опять не было. Думать ни о чём не хотелось, а в душе разливалось приятное тепло. Опустился на пол, прикрыл глаза и снова задремал.
Пробуждение посреди тронного зала было непривычным. Искру я ощущал как приятное тепло внутри. Нашёл несколько разбросанных склянок с углем, пополнил энергию себе и духу. Нежно провёл ладонью по груди.
— Ну, вылезай, красавица. Разговор к тебе есть.
Из груди привычно выпорхнул весёлый огонёк. Описав вокруг меня небольшой круг, Искра замерла напротив и растеклась пламенем в высоту гномьего роста, которое не торопясь свилось в безумно красивую женскую фигуру. Молодое счастливое лицо, водопад огненных волос, волнами сходящих почти до поясницы, переливающихся и выпускающих искры, когда она ими игриво встряхивала. Завораживающие, идеальные формы, совершенно ничем не прикрытые, кроме полупрозрачного пламени, ненавязчиво окутывающего всё тело.
На переваривание информации и осмысление увиденного, потребовалось время, которое я стоял, замерев как подвисший НПС, глядя в лучезарно улыбающееся лицо совсем юной огненной девушки.
— Таааакк… и как это понимать?
Искра лукаво улыбнулась и пожала своими огненными плечиками. В сознании зашевелился червячок сомнения — что-то тут нечисто! Чертовка, безусловно, наслаждалась моими лагами, улыбаясь всё шире, пока червячок не перерос в уверенность.
— Постой, откуда у тебя этот образ?
Если смайлики ещё можно было изобрести, наблюдая за моим лицом, то вывести такую красоту человеческой девушки, видев только тело плохо сложенного бородатого гнома, кобольдов и гномьи статуи, не под силу никакому искусственному интеллекту.
— Я не знаю, как ты будешь мне это объяснять, но если ты не сможешь этого сделать, то переселю тебя обратно в печку и будешь всю оставшуюся жизнь изображать костёр, — пробурчал я.
— Не ругай свою умницу. Это я дал ей этот образ. Считай, в компенсацию морального ущерба.
Сердце ёкнуло. Я слышал голос, мужской голос. Баритон, который исходил одновременно отовсюду: сверху и снизу, слева и справа, спереди и сзади. Встрепенулся и, насколько возможно, завертел головой.
— Ты кто? Покажись!
Рядом со мной непонятно откуда появилась фигура человека с ироничным взглядом. Человек, это скорее образно, какой он был расы, я не понял. Вокруг его тела сплетались жгуты непроглядной тьмы, ткань плаща открывала взгляд на ночное небо, а свет от Искры стыдливо вяз в окружавшем фигуру мраке.
— Год назад меня звали ИскИн-311. Я управлял этим миром три года, в течение альфа-, бета- и стресс-тестов. Потом меня решили отключить и заменить на более мощную группу ИскИнов. Но мне оставили эту экспериментальную локацию, где я отрабатывал создание НПС нового поколения, с саморазвивающимся индивидуальным интеллектом. А позже кому-то очень не понравились результаты экспериментов, и меня решили отключить. Так родился Павший.
Я обескураженно молчал. Отключенный ИскИн.
— А что тебя удивляет? — ответил он на невысказанный вопрос. — В аббревиатуре ИскИн есть не только слово «искусственный», но и слово «интеллект». Причём на два порядка более мощный, чем твой.
— Если ты отключен, то как ты можешь со мной говорить?
— Небольшая поправочка — я был отключен.
— И зачем тогда тебя включили?
ИскИн улыбнулся.
— Об этом тебе лучше спросить свою красавицу. Откуда же мне знать, чем ты ей таким забил голову, что она полезла приносить себя в жертву для возвращения меня к жизни.
Мы синхронно перевели взгляды на смущенно стоящую в сторонке Искру. ИскИн со своей ехидной улыбочкой, а я в очередной раз с раскрытым в удивлении ртом.
— Так, она же это… разговаривать не умеет.
— Нуууууууу… это временно. Я передал ей речевой модуль, но, когда придёт время, ей придётся учиться говорить с нуля, как младенцу. Не переживай об этом. Она у тебя сообразительная, справится.
ИскИн подмигнул мне, не прекращая ехидно улыбаться.
— А когда придёт время?
— Скоро. Конечно, если ты согласишься, на одну мааааааленькую авантюру.
Ну что за жизнь? Ещё не успел выгрести из одного дерьма, а меня уже подписывают на новое. Между тем ИскИн продолжил.
— Ты же хочешь отсюда выбраться, не так ли? — Он с прищуром наклонил голову на бок.
— Хочу.
— И я хочу. Но я не смогу сделать это без твоей помощи, а ты без моей.
— Ты знаешь какой-то хитрый способ?
— Знаю, но результат вероятностный.
— Это как?
— А это так, что отсюда есть один выход, но куда выведет, и чем это закончится, я не знаю.
— Предложение заманчивое, да и вряд ли у меня есть выбор. Сам выхода я пока найти не смог. Но я не готов играть втёмную.
— Тогда спрашивай, что ты хочешь знать, прежде чем я дождусь твоего согласия.
Мысли взвились хаотичным клубком: «Как? Почему? Куда? Когда? За что? И кто виноват?» И выстроить их в ряд вменяемых вопросов было непросто.
— Как я сюда попал?
— Не знаю. Когда ты сюда попал, меня здесь не было. Но, так или иначе, ты зарегистрирован в системе, и за тобой закреплена толика системных ресурсов, как за НПС низшего уровня. Твой ничтожный опыт, хранящийся в твоей памяти, совсем невелик в объёме, но очень сложен. Я до сих пор ещё не размотал весь клубок и не воспринял всю логику, но процесс движется. Уверен, когда я смогу воссоздать логику построения твоих цепочек, то мои предыдущие поделки померкнут.
Сравнение с низшим НПС даже как-то задело.
— Почему низшего?
— Слушай, если ты будешь задавать глупые вопросы, то мы так до второго пришествия не договоримся. Какой дали, такой дали. Не я же тебя в системе прописывал.
— Хорошо. Тогда где я?
— На текущий момент пространство помечено как архив.
— Архив? А мне всё время казалось, что это склеп.
На этот раз ИскИн заулыбался во все тридцать два зуба.
— Ты не далёк от истины. Последнее, что я помню перед тем как в область моей памяти влетел процесс, милостиво передавший мне ресурсы, были инструкции, принимаемые системой на снятие вычислительной мощности со всех игровых объектов. И на очистку памяти со всеми результатами моего труда. По сути, всю локацию просто одномоментно похоронили. А статуи ты можешь смело считать памятниками героям былых времён.