За Килтили Конор пересел на переднее сиденье и принялся болтать о школе, одноклассниках и учителях. Ему явно не терпелось пообщаться с кузенами и посмотреть ферму.
— А в доме тети Кэтрин живут призраки? — спросил он.
— Нет, Конор, это просто старый дом. Он побольше нашего, но призраков там нет.
— Там же умерло много людей?
— Не знаю.
— А откуда появляются призраки?
— Я думаю, что дома с привидениями — выдумка.
— У Фелана на Бэк-роуд живут призраки. Джо Деверо как-то ночью увидел там человека без лица. Тот прикуривал, а лица не было.
— Наверно, там было просто темно, — сказала Нора. — Если бы у Джо был фонарик, он бы отлично рассмотрел лицо.
— Мы после этого ходили из школы домой по другой стороне дороги, — продолжал Конор.
— Ну теперь-то все позади, тебе больше не нужно туда ходить.
— Все знают, что т-т-там есть призрак, — сказал с заднего сиденья Донал.
— А я о нем никогда не слыхала, — ответила она.
Какое-то время мальчики молчали, однако Нора, минуя Боррис, не сомневалась, что они продолжают думать о призраках.
— Мне кажется, что все истории о привидениях — чепуха, — сказала она.
— Но в доме тети Кэтрин наверняка умерла прорва людей, — уперся Конор. — В спальнях наверху уж точно.
— Может, и так, но призраков не существует.
— А как же Святой Дух? — спросил Донал.
— Донал, ты же понимаешь, что это совсем другое.
— Один я наверх все равно не пойду, — сказал Конор. — Даже днем.
Они подъехали к дому в молчании. Нора пробовала сменить тему, но так и не отвлекла мальчиков от мыслей о призраках и проклятых домах. Она подумала, что фантазии о призраках и странных звуках в ночи связаны с узкой дорогой и пустошами по обе стороны от нее, с канавами-болотцами вдоль обочин и деревьями, мрачно нависающими над дорогой, с редкими тропинками, что убегают к одиноким фермам, которых отсюда и не видать. Нора вспомнила, что Кэтрин, первой из сестер вышедшая замуж, рассказывала о доме кузена Марка — старой постройке, заросшей плющом, где мебель двигалась сама собой, а иногда ни с того ни с сего открывалась дверь. Кэтрин и Марк рассказывали подробно, без тени сомнения в правдивости этих историй. Интересно, не связано ли это как-нибудь с завещанием, или кладом, или сражением или с жестоким выселением из дома когда-то в прошлом. Нора понадеялась, что за выходные никто не станет болтать об этом при мальчиках.
Кэтрин отличалась полной неспособностью усидеть на месте. Мать, как помнила Нора, была такой же, вечно суетилась. Нора и Уна называли это “ерундистикой”. Хуже того — мать порицала других женщин, что сидят сиднем, когда все дела далеко не переделаны. Нора, как вышла замуж, каждый вечер, вымыв посуду, бросала суетиться, садилась, предварительно позаботившись о том, чтобы лишний раз не вставать — разве что вскипятить чайник, чтобы выпить с Морисом чаю, или приготовить грелку зимой.
Нора вошла в отведенную ей комнату — ту самую, где всегда останавливались они с Морисом, — и ее тотчас охватило желание больше не приезжать сюда, написать в следующий раз, что заболела и лежит в постели. А от взгляда Кэтрин на ее прическу стало и вовсе неуютно; молчание сестры означало, что после предстоит разговор, и Нора не сомневалась, что Кэтрин найдет немало что сказать.
Ферма Марка была велика, но Нора не знала, сколько акров земли, так как Кэтрин не говорила об этом никому из родных. Очевидно, земли было больше, чем Кэтрин хотела признать. Будь ферма маленькой, Кэтрин упивалась бы жалобами. Она всю жизнь покупала одежду на распродажах и после замужества не изменилась. Однако теперь, если речь шла не об одежде, а о чем-то другом, особенно касаемом дома, она тратилась всерьез. Норе и Морису особо запомнились слова Марка: “Вещь хороша в день, когда ее покупаешь”. Им самим такие мысли были напрочь чужды.
Наглядным подтверждением этой сентенции были две машины на подъездной дорожке, всегда последней модели, и мебель в доме менялась постоянно, а на кухне в каждый приезд обнаруживалась новая утварь из дублинских универмагов “Браун Томас” или “Свитцерс”. Нора не сомневалась, что Кэтрин делает прически в Дублине или в какой-нибудь дорогой парикмахерской в Килкенни, где обслуживают жен богатых фермеров. Кэтрин пришла бы в ужас, предложи ей кто-то доверить покрасить волосы у Берни Прендергаст из Эннискорти.
Нора подумала, что будь с ней Морис, все только его бы и слушали, а он бы держался непринужденно, с вкрадчивым обаянием. Спускаясь по щедро убранной коврами лестнице, глядя на свежие дорогие обои и забранные в новые рамки гравюры, которые, как она знала, принадлежали матери Марка, Нора поняла, что никогда по-настоящему не бывала в центре внимания — оно было фальшивым, ее просто жалели. Кэтрин и Марк были рады пригласить ее с мальчиками на уик-энд, и они будут добры и гостеприимны, но в той же мере порадуются, когда она уедет, а их долг окажется исполнен. Нора подумала, что скоро начнет работать у Гибни и сошлется на занятость, чтобы пореже сюда приезжать.